Три цветка и две ели. Первый том

Однако спустя два часа, сидя за столом в кабинете Пеора Хотхнога, своего наместника, Рагнер помрачнел по-настоящему и уже не обругивал горожан. Он угрюмо переворачивал пергаментные страницы книги с обложкой из зачерненного олова – «Оловянной книги», в какую вносили имена «временщиков» – тех, кто не являлись ларгосцами, но прожили в городе больше полугода и были обязаны платить подати со сборами. В лучшие годы «Оловянная книга» насчитывала около трех тысяч имен. Рядом, на столе, покрытом зеленым атласом, лежали две похожие книги – в толстых обложках, из меди и из посеребренной меди. «Медная книга» со списком владетелей узкого имущества и «Серебряная книга» со списком владетелей широкого имущества были уже просмотрены Рагнером, как и фолиант со сборами со всех земель герцогства Тидия.

Кабинет наместника невольно заставлял входящих в него посмотреть влево – на широкий дубовый стул-кафедру с высокой спинкой в рост человека. На этом стуле, за столом, и сидел сейчас Рагнер. Желто-красный ковер жизнерадостно пестрел на противоположной от стола стене; под ковром расположилась скамья с красными подушками, неподалеку от нее, в углу около окна, внушительный шкаф, распахнув свои створки, показывал полки, забитые бумагами, свитками и толстыми книгами в кожаных обложках с замками.

Благообразный, белобородый, упитанный старик стоял у квадратного, зарешеченного окна и смотрел на рынок. Одет он был в зеленую тунику до пят; красный шаперон на его плече говорил о власти градоначальника; черный высокий колпак делал его похожим на чародея. Правда, чудеса у этого кудесника вышли самыми плачевными для городской казны.

– Ну а что я могу сделать? – будто говорил старик рынку. – Даже хлеб перестали покупать – камыш да кувшинки на муку сами мелют. Вместо мяса – один сыр на рынке. Рыба никому не нужна, ведь море и река рядом, соль не берут – тоже сами варят и ничем их не остановишь… Может, за ягодой придут корабли – одна моя надежда… Я предупреждал, что не гожусь на эту должность! Чем я могу заманить в город людей? Парусники нашего пролива боятся… Ваша Светлость, я предупреждал!

– Давай без «Вашей Светлости», Пеор… Сколько людей осталось в Ларгосе?

– За год «Медная книга» отощала вдвое, «Оловянная» – сам видишь: почти пуста. Нас ныне тысячи две, а не пять. И это неточно! Могли просто взять да уехать – и ищи их! А те, кто остались, те в должниках! Весь город пересажать я не могу: узилище и так забито ворьем – крадут те, кто раньше не крали!

– А что с другими землями? Почему так мало? За два года – серебра и меди на пятьсот золотых?! Как так? Я королю должен больше отдать. В восемь раз больше у меня денег должно быть!

– То потоп, то неурожай, то мор, то… Рагнер, – повернулся старик от окна, – герцогство твое обширно, но дохода от дикой земли мало, а спросить мне не с кого! Из семнадцати твоих баронов пять едва в имениях живут – службой пренебрегают, зато, небось, на турнирах красуются. Еще четыре погибли, и у двух наследники – это дети иль младенцы, еще два баронства вернулись в твое владение… Тебе нужны новые бароны и, может, графы. С графов спрос больше, и терять им больше. Сам знаешь, люди здесь вольные, даже несвободные землеробы – и те вольные! Не хотят платить, раз у них только забирают и ничего не дают взамен! А будут графы и бароны – другое дело. Одной рукой господин погладит, другой – погрозит, – и порядок сразу будет. И у земли должен быть хозяин! Он со своей земли доход имеет – и тебе делать ничего не надо: только монеты принимать. Раздай землю в лен. А то… То одна война, то другая, то брату твоему до вотчины дела нет, то ты на войну умахал – и оставил наместником несчастного старика! А я предупреждал, что не гожусь на эту должность! В замке всё перед твоими глазами – на всё глянуть можно, а тут лишь бумаги, письма, ходатайства и жалобы… Одни безграмотные, на вторых чернила поплыли, третьи, от баронов, сплошь в стихах! Голова кругом идет! Будь проклят тот, кто эти стихи, вообще, выдумал!

Рагнер хмурился и мрачно молчал.

– А еще я из Суда не вылезаю! – подошел старик к открытому шкафу, взял с полки толстенный фолиант и бросил его на стол. – Вот! За год всего! Самая толстая книга! И на что жалуются! Я битый час слушаю о кровавой резне – и у меня самого кровь от ужаса холодеет, а оказалось: один у другого кочан капусты с огорода остриг! И то сомнительно – может, лжет. А всё почему – монет хотят с соседа ссудить, оттого что работы в Ларгосе нет и не будет!

– А если я дам работу? – хмурясь, спросил Рагнер.

– Разве что постройку нового замка затеешь… Не знаю, но если не нагнать сюда две тысячи мужиков, то Ларгос умрет. Одна лишь верфь Флекхосога доход и приносит… жалкий доход – он же скряга. Его работяги за каждый медяк торгуются, а в пивные не ходят… И да, я уверен, что это его месть такая – месть тебе! Ни одному ларгосцу работы не дал! Помирись с ним, молю, Рагнер!

Рагнер протяжно вздохнул.