Читаем Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события полностью

«Граф Александр Дмитриевич!

5-я заповедь: Чти отца твоего и мать твою

Да благо ти будет, да долголетен будешь ты на земли.

Мать твоя умерла. Тебя окружают люди продажные, начиная с гувернера и кончая лакеем.

Твой брат по фамилии, но не по крови хочет извлечь из тебя же выгоду. Я знаю, ты был у него, и он говорил тебе все для своей же пользы. Он желает, чтобы ты с ним жил. Живи один. Твоя смерть была бы выгодна для брата, тогда все досталось бы брату. Тебя родила одна мать, а его другая. Он тебя не может любить, ты для него чужой.

Слушай меня: из памяти к отцу твоему и матери живи в своей квартире. Удали Янькова и останься с теткой. Она тебе мать и друг.

Не послушаешься меня теперь, будет тогда поздно. Здоровье твое будет разбито, имение уничтожено.

Ты родился от дворянки, а брат твой от аристократки.

Я знал твою мать и отца. Они не любили твоего брата.

Тень матери будет преследовать тебя. Помни это.

Кто я? Ты узнаешь меня, когда тебе будет 21 год.

21 декабря 1874 год».

Письмо адресовано молодому человеку, почти ребенку. Его единокровный старший брат граф Сергей Дмитриевич Шереметев, о котором идет речь в письме, оставался единственным близким родственником.

Можно представить, что должен был чувствовать молодой человек в этот момент. В доме на Шпалерной занавешены многочисленные зеркала, тихо снуют люди, пахнет ладаном, из спальни, в которой стоит гроб с телом покойницы, слышатся голоса священника и певчих. Время от времени входит лакей и подает юноше письма и визитные карточки от знакомых с выражениями соболезнования по случаю смерти матери. Среди других писем граф Александр находит и эти два листка, читает и в отчаянии и бешенстве рвет их и бросает клочки бумаги на пол. Это письмо выбивало из-под ног последнюю его надежду и опору в жизни.

Но чья-то рука подобрала обрывки письма, их тщательно склеили и сохранили среди семейных бумаг. Кто это сделал и зачем? На некоторые вопросы никогда уже не найти ответа.

После смерти матери, как полагалось по закону, над личностью и имением несовершеннолетнего графа А.Д. Шереметева была назначена опека. Одним из опекунов стал брат, граф Сергей Дмитриевич. В день своего совершеннолетия, когда опека заканчивалась, граф Александр Дмитриевич послал своему брату письмо. Оно сохранилось среди бумаг архива графа С.Д. Шереметева в Москве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Порыв ветра, или Звезда над Антибой
Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Это повесть о недолгой жизни, творчестве и трагической смерти всемирно известного русского художника Никола де Сталя. Он родился в семье коменданта Петропавловской крепости в самом конце мирной эпохи и недолго гулял с няней в садике близ комендантского дома. Грянули война, революция, большевистский переворот. Семья пряталась в подполье, бежала в Польшу… Пяти лет от роду Никола стал круглым сиротой, жил у приемных родителей в Брюсселе, учился на художника, странствовал по Испании и Марокко. Он вырос высоким и красивым, но душевная рана страшного бегства вряд ли была излечима. По-настоящему писать он стал лишь в последние десять лет жизни, но оставил после себя около тысячи работ. В последние месяцы жизни он работал у моря, в Антибе, страдал от нелепой любви и в сорок с небольшим свел счеты с жизнью, бросившись с крыши на древние камни антибской мостовой.Одна из последних его картин была недавно продана на лондонском аукционе за восемь миллионов фунтов…

Борис Михайлович Носик

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Проза / Прочее / Современная проза / Изобразительное искусство, фотография
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство
Илья Репин
Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.

Екатерина Михайловна Алленова

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги