Век XVIII диктует свои законы в искусстве обольщения, свои правила любовной игры! Видно, «парижские уроки» пошли на пользу крестнику Петра. Да и сам экзотический облик Абрама вызывал немалое любопытство, порой смешанное со страхом, у петербургских барышень. Царский арап с манерами галантного кавалера-француза – грозное и невиданное оружие для простодушных женских сердец… Впору было Абраму Ганнибалу составлять свой «донжуанский список»!
Ещё одна не затерявшаяся во времени его любовная записка. Сколь много в ней поэтической экспрессии, настоянной на жарком африканском темпераменте! Удивительный сплав иронии и нежности: «Комплимент не велик, да жалобен, не много пишу, да много силы замыкаю. Кокетка, плутовка, ярыжница[2], княжна Яковлевна, непостоянница, ветер, бешеная, колотовка[3], долго ли вам меня бранить, своего господина, доколе вам буду терпеть невежество, происходящее из ваших уст, аки из пропасти бездна морского, волю вам даю теперь до моего приезда: прости, моя Дарья Яковлевна, сударышня глупенькая, шалунья Филипьевна…»
И опять загадка: кому обращает свой «комплимент» Абрам Петрович – кокетке и «непостояннице» Дарье Яковлевне или «шалунье» Филипповне? Или таким неожиданным прозвищем он именует свою сударушку?
«…Много силы замыкаю» – сколь яркая самооценка! И ведь правдивая.
Письма летят в Петербург из Кронштадта, где новоиспечённый инженер Абрам Ганнибал царской волею приставлен к делам: полным ходом идёт строительство морских доков, причалов, каналов. Работа не из лёгких, как признаётся он своим обожательницам, всякий «Божий день по колена в грязи». Чему способствует и погода, настоящая «кронштадтская»: «Понеже с неделю как здесь ни единого дня не было без дождя».
Но житейское неустройство не главное в жизни Ганнибала, дело, доверенное самим царём, – на первом месте!
Александр Пушкин:
Дел у Абрама Петровича множество: он ведает царским кабинетом (а в нём – богатейшая библиотека, проекты и чертежи будущих сооружений), обучает инженерному делу и математическим наукам унтер-офицеров и молодых солдат, пишет учебник по геометрии и фортификации!
Время молодого счастья: работы, веселья, любовных интрижек – для Абрама Ганнибала закончилось… нежданной опалой.
Превратности судьбы
Со смертью Петра Великого разбилась и счастливая жизнь его крестника. Не случайно в «Арапе Петра Великого» Пушкин вложил в уста государю такие слова: «Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме меня одного. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап?»
Уже в мае 1727 года по указу князя Александра Меншикова, не питавшего добрых чувств к Петрову любимцу, Ганнибалу было предписано «ехать немедленно в Казань и… тамошнюю крепость осмотреть и каким образом её починить… сделать цитадель, тому учинить план и проект».
По дороге в Казань Абрам Ганнибал решился испробовать последнее средство – направить прошение всесильному временщику: «Не погуби меня до конца… нищ, сир, беззаступен, иностранец, наг, бос… помилуй, заступник и отец и защититель сиротам и вдовицам». Но жалостливая сия просьба действия на князя Меншикова не возымела.
Напротив, пришло новое назначение – в Тобольск, для возведения крепости, затем ещё одно – строить Селенгинскую крепость на китайской границе. А вот и на страницах Иркутской летописи за 1727 год появляется запись, что «в декабре прибыл из Тобольска лейб-гвардии бомбардирской роты поручик Абрам Петров, арап Ганнибал, для строения Селенгинской крепости». Впервые в этом документе времён сибирской ссылки Абрам Петрович назван Ганнибалом; ранее подписывался он Петровым.
Селенгинский острог, как оборонительное сооружение, возведён был в сентябре 1665-го на правом берегу Селенги по приказу тогдашнего нерчинского воеводы Лариона Толбузина. Имел сибирский острог мощные пятиметровые стены, четыре угловые башни и одну проезжую; ограждён был глубоким рвом. Над проезжими воротами красовалась часовенка с образом Михаила Архангела.
Позднее из-за обострения обстановки на границе острог предусмотрительно заменили деревянной крепостью, в коей возвели шатровую Спасскую церковь. События не заставили себя долго ждать: в 1688 году крепость осадили войска монгольского Тушэту-хана. Но гарнизон из трёхсот казаков, вооружённых пищалями и мушкетами, отбил атаки пятитысячного монгольского воинства!