Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца

– Там снаружи мозгло, – отметил он. – Ну, знаешь, мозгло, – повторил он, заметив мое замешательство. – По-шотландски это значит…

– Пасмурно? – предположила я.

– Нет, это недостаточно депрессивно. Мы так называем… э-э… вот это, – сказал он, показывая за окно. С этими словами он ушел.

Уигтаун был укрыт серебристой дымкой, и каждый день был похож на предыдущий – хмурый и мозглый, но я ничего не имела против. Я влюбилась в это место. Для меня оно было сродни избалованному ребенку: что бы он ни делал, в глазах родителя он всегда идеален. Погода, деревья, холмы, сам город и его жители – я в восторге взирала на все это, не торопясь снимать розовые очки. Моей душе вечно чего-то не хватало, она всегда стремилась куда-то, изнывая от постоянной необъяснимой тоски (по чему именно она тосковала, мне уловить не удавалось), и вот теперь, впервые в жизни, я ощущала внутреннюю целостность и удовлетворение.

Улисс Теннисона так описывал свою беспрестанную жажду чего-то неуловимого: «Но все, что я увидел и объял, / Лишь арка, за которой безграничный / Простор – даль, что все время отступает / Пред взором странника»[16]. Но здесь, посреди зеленых холмов и просторов Галлоуэя, моя тревога прошла. Ушло неизменно преследовавшее меня ощущение, которое я называю «шпилькус», когда сидишь будто на иголках. Мне казалось, что все это время мой истинный дом ждал меня посреди этого «безграничного простора» и мне лишь надо было его отыскать…

НАСА продолжало слать мне письма, и каждое новое тревожило меня все сильнее, вызывая новые опасения. Словно автомобиль, из-под колес которого вырывается пыль, мои мысли метались во всех направлениях со скоростью броуновских частиц. Тот инвестор из Бостона хотел поскорее увидеть сценарий, а еще со мной пытался связаться Джош. Параллельный мир, в котором существовала моя американская жизнь, больше не ограничивался вежливыми звонками в дверь; он ломился внутрь, а я притворялась, что никого нет дома, и не впускала непрошеных гостей, посвящая время волонтерской работе в Книжном. Подготовка к фестивалю шла полным ходом, и теперь моя помощь была очень кстати: приходилось перетаскивать туда-сюда стулья, выносить столы из чуланов, встречать гостей. Все это помогало отвлечься, отрешиться от Лос-Анджелеса, и все же тревога, вызванная мыслями о том, что делать дальше, неотвязно преследовала меня повсюду, словно огромный, повисший в воздухе вопросительный знак.

– Прости, Элиот, я его не видела, – сказала я, разгребая упавшую стопку книг.

Элиот заглянул в магазин, в панике разыскивая Юана. Тот, а вернее, его фургон был нужен ему для перевозки коробок с вином для вечеринки в честь открытия фестиваля. Вроде бы простая задача, но очень важная – возможно, для успешного проведения фестиваля она могла оказаться даже важнее, чем книги.

– А я думал, вы двое все время вместе ходите, как сиамские близнецы, – сказал Элиот, измеряя шагами комнату. Он перебирал в руках смятые бумажки, извлеченные из кармана. – Хорошо, ладно. Так, следующий пункт. Мне надо знать, куда мы положим пакеты с подарками для писателей.

Я пожала плечами. Элиот паниковал, потому что фестиваль должен был начаться на следующий день, и его волнение передавалось мне. Мой желудок сочувственно сжался, и мне начало передаваться его беспокойство.

– Отлично. Замечательно. Ладно. Ничего страшного. – Элиот размахивал руками в воздухе. Быстро осознав, что я совершенно бесполезна, он развернулся и ушел.

Я осталась в одиночестве, все еще чувствуя, как сердце колотится в груди.

Решив направить волнение в правильное русло, я принялась протирать полки, исследовать закутки и укромные местечки Шотландской комнаты, потом погрелась у пылающего камина, рядом с которым стоял стеллаж с поэзией (я с разочарованием отметила, что Юану катастрофически не хватает книг Э. Э. Каммингса), и, наконец, вспомнила, как мечтала сидеть за длинным деревянным прилавком, откинувшись на спинку стула. И вот, как будто мой сон стал явью, я сидела, укутавшись в шерстяной свитер Юана, и размышляла о Вселенной, глядя в окно, – мое видение обрело законченные черты.

Снаружи дождь и ветер безжалостно терзали большой белый тент, установленный в преддверии фестиваля. На пустую улочку около магазина свернула чья-то машина, из которой, укрываясь от непогоды, вышла элегантно одетая женщина и смело направилась к магазину. Четко и громко зазвенел маленький колокольчик над дверью.

Она до нитки промокла, но выглядела шикарно: на ней был плащ, изящные жемчужные сережки выгодно подчеркивали черты ее круглого миловидного лица, а на губах лежала тень неяркой помады. Посетительница водрузила на стол передо мной свою сумку, и та открылась, обнажив содержимое: кучу теплых свитеров и носков.