Три времени года в бутылочном стекле

«На дне ничего нет, Адель. Только само дно», – звучал в ее голове голос брата.

Но опуститься на это самое дно нестерпимо хотелось. Ада сама не могла понять, что ее останавливало все эти нескончаемо-длинные последние три дня – то ли общее заторможенное состояние, то ли подростковое сопротивление всей банальности ситуации (напиться в хлам после разрыва отношений – блеск!), то ли страх окончательно сорваться с края бутылки. Чтобы не поддаться соблазну, Ада выпивала по сорок капель корвалола и ложилась спать в девять вечера. Просыпаться на следующий день было тяжело, но это было не похмелье – она повторяла эту фразу, как заклинание, пока ехала на работу – не похмелье, не похмелье, как хорошо, что не похмелье, и от этого появлялись силы – ведь не похмелье, значит, можно жить, и Ада доживала до вечера, и снова глушилась снотворным.

Разговор с братом состоялся на следующий же день, тот заехал к ней вечером и сухо, безэмоционально обрисовал свое нынешнее положение и возможные выходы из него, но по его серому лицу Ада поняла, что настоящих выходов он пока не видел. Пока.

– Все наладится, Кирка, – так же безэмоционально сказала она.

Кирилл встал с кресла и медленно прошелся по периметру комнаты, словно готовясь к танцу. После ремонта, проспонсированного Денисом, бабушкина квартира превратилась в квартиру молодой девушки, только кое-где остались атрибуты прошлого – древнее кресло, скрытое под икеевским клетчатым пледом, пять керамических слонов, расставленных по росту на тумбочке, пара панно на стене и старые фотографии в ярких рамках из той же «Икеи». В Омске этот магазин должен был открыться только в следующем году, и все рамки, пледы, и прочую дребедень Ада заказывала Денису, когда тот ездил в командировки.

– Он сказал тебе, что вы не полетите в Тай, так ведь? С этого все началось? – задумчиво спросил брат, вертя в руках самого маленького слоника, у которого был отломан хобот – его нечаянно уронила Ада, когда ей было лет пять.

– Дело не в Тае, – вздохнула она, хотя, конечно же, все началось именно с этого.

– Но ты ведь сама знала с самого начала, что этого не будет. Ведь знала?

– Знала.

Ада сидела по-турецки на диванчике напротив брата. Свитер на его спине был весь в катышках, должно быть, от трения об автомобильное сидение. В люстре светили только две лампочки из четырех, и в тусклом электрическом свете, со спины, брат показался ей стариком. Он продолжал рассматривать слонов, хотя видел их миллион раз, и Ада подумала, что если сейчас он обернется и посмотрит на нее, то она обязательно расплачется.

(«Не оборачивайся, не оборачивайся!..»)

– Дело не в Тае, – повторила она, пытаясь выровнять дыхание, – дело, вообще, во всем. Столько времени прошло… И ничего не поменялось. Только я постарела. Зачем?.. Ведь со временем, даже в любви должен появиться какой-то смысл. Он не появился. И уже не появится.

Ей почему-то вспомнилось, как они с братом и Борисом Ярцевым, встав в круг и обнявшись за плечи от переизбытка чувств, во все горло распевали:

«…облака, похожие на белых слонов,
что шагают по комоду из далеких детских снов!..».

Ей лет тринадцать, Кирилл еще не стоматолог, Борис еще не так горько вздыхает. Все впереди. Хорошо тогда было? Она не помнила.

Кирилл поставил слоненка на место и взял одну из рамок. На черно-белой, немного выцветшей фотографии, он, почти подросток, держал маленькую Аду за руку, пока та позировала, стоя на табуретке.

– Знаешь, а мне всегда больше нравился твой старый нос, – сказал он, продолжая стоять к ней спиной, но по голосу было понятно, что он улыбается.

В день разрыва Ада просила Дениса больше к ней не приходить и не звонить, и впервые ей действительно этого хотелось, но Денис и звонил, и пришел, как обычно, по графику, заведенному еще пять лет назад. Ада ему не открыла. Он простучался несколько часов, и все это время она сидела по другую сторону двери и обнимала свои плечи руками, словно пытаясь удержать саму себя от отчаянного шага.

– Ты не можешь вот так взять и все разрушить, – твердил Денис, – не можешь!

– Я могу. Я могу. Я могу, – срывающимся голосом твердила она в ответ. Двери в квартире были те же, что и при бабушке, и слышимость была отличная.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Чтобы ты ушел.

– Я никуда отсюда не уйду.

– Уйдешь, – устало проговорила Ада, – в девять тридцать, как обычно.

Для Дениса их связь всегда имела привкус некого божественного откровения, подарка судьбы, ему нравилось проводить временные параллели в их жизнях, его приводило в восторг их неожиданное и случайное двойное пересечение. Аде на это было плевать, случайностей в жизни было навалом, ни в Бога, ни в судьбу она не верила, ей важно было только быть вместе с ним, дышать вместе с ним, мечтать вместе с ним… Но и через пять лет мечты остались мечтами. Не исполнилась ни одна.

– Дай мне время. Я все решу.

– Время кончилось. Я кончилась.

Ада начала тихонько всхлипывать от жалости к себе.