Малоприятная работа — сжигать мёртвые тела. Или правильнее говорить — туши? Тем более что в основном они принадлежали молодым и слабым особям, которые не смогли дать отпора на неожиданную атаку. Но за этой меланхолией мне хотелось только одного — лечь и закрыть глаза. Жилет, пусть за четыре дня и исхудавший, автомат, полуавтомат, ИЗ-пушка и манок — всё это висело на мне болезненным бременем, утягивающим к чёрной от горячего пепла земле…
Я готова была заснуть стоя. Полуавтомат едва не выскользнул из рук, но тут меня вздёрнуло чувство страха. Показалось будто что-то слышу, но не тут, а в стороне. В стороне, куда направился Мичлав. Но его самого не было видно. И тишину сейчас ничего не нарушало. Приснилось?.. Я чуть было не рухнула в пепелище, забывшись в двухсекундном сне!
Но… Чувство страха не отступило, оно сосредоточилось там, куда ушёл наставник.
Квазиантропы ещё не ушли — тихо шепнулось на ухо.
Остаться ли на месте или пойти туда? Указаний не было. Почему он не возвращается? А что, если не приснилось?
Адреналин запустил дополнительные ресурсы — и, собрав волю в кулак, я рванула следом за наставником.
Но не успела добежать до него. Даже при слабом свете начинающегося утра они обнаружили и его и меня. Наверное, они находились где-то в стороне и двинулись за ним, но я наскочила на их спины первой. Среди холодных растительных теней на меня обернулось несколько пар горящих злостью глаз, послышался утробный рык, запах крови и немытых тел. Не глядя я пустила очередь на все сто восемьдесят градусов перед собой и пронзительно свистнула, призывая помощь! Но звук наполовину пропал в плотном респираторе, забытом на лице. Раздался треск ветвей — кто-то падал, кто-то метнулся вперёд — закричали разбуженные птицы! Вновь стреляю и не успеваю даже осознать, как нечто охватывает меня за щиколотку и с силой дёргает — я падаю, пронзительная боль, теряю сознание…
— …Ну же, давай, малышка, не дури…
В первые секунды забытьё не желало отпускать. А потом голову сковало невыносимой ломотой!..
— …Давай-давай, возвращайся!
Раздражающие хлопки по щекам проясняли сознание. Из-под тяжёлых век я увидела Мичлава. Он жив. Я жива.
С облегчением вздохнув, снова закрыла глаза. Секунда тишины. Но голова болела нещадно! Я даже не смогла сдержать стона, когда попыталась приподняться. Наставник помог мне сесть и огромными пальцами ощупал мой затылок.
— Да тише ты, рехнулась так выть?!
— Ну вы аккуратней!.. Больно же…
Даже глаза застлало ослепительной золотистой пеленой! А когда наконец способность видеть вернулась, я обнаружила нас в полутьме небольшого грота. Эта часть острова была изрыта такими образованиями, и одно из них наконец послужило нам укрытием. Белое пятно входа сияло за плечом склонившегося надо мной Мичлава, оттуда доносилось разноголосое пение птиц. Охотник заглянул мне в лицо и с усмешкой произнёс:
— Я на два шага от тебя отошёл, чёрт подери.
— Что произошло?..
— Ты отвлекла на себя штук десять зверей, спасибо тебе большое, — с иронией хмыкнул Мичлав, помогая снять жилет и устроиться на нём, — они ведь собирались напасть со спины, и я их не слышал. А когда услышал, тебя они повалили, и ты треснулась головой о камень. Но вроде особо её не поранила. Как ощущения?
— Болит очень…
— Блевать не тянет?
— Не знаю…
— Лучше ляг обратно. У нас впереди целый день, как и планировали — проведём его тут. Но место не особо безопасное. Неизвестно сколько их тут ещё бродит. Следов до черта, они разбегались в разные стороны. Может, чуть позже схожу на разведку, чтобы пометить хоть кого-нибудь.
— Не надо! — вдруг против воли вырвалось у меня.
Охотник перестал копаться в поясной аптечке и с удивлением посмотрел на мою руку, вцепившуюся в его мощный локоть. Смутившись, я спрятала и руку, и взгляд.
— Что, боишься, опять какая-нибудь хрень случится? — пророкотал он, возвращаясь к прежнему занятию. — Надо нам перестать так говорить. Была шутка, а теперь превратилась в реальное дерьмо.
— Вы первый начали…
— Ну поганый язык у меня — сама знаешь. Ты совсем не в себе, не замечаешь даже, что у тебя с ногой.
А нога, та самая, которую хватали, была располосована от щиколотки до середины голени. И за головной болью я даже не чувствовала ничего иного. Тошнота всё-таки подступила к горлу, ведь штанина была разодрала, кровью залило и ткань, и ботинок. Сейчас она припеклась, но рваный край раны по-прежнему блестел и расходился немного в стороны — настолько глубоким было ранение.
Зажмурившись, я просто легла на свой жилет, уже не будучи в состоянии что-либо осознавать. Изображение перед глазами качалось, усталость предыдущей ночи подкосила окончательно. Охотник же, не слыша возражений, разул пострадавшую конечность, положил её себе на колено и начал обрабатывать прореху.
— М-да, мелковата ты ещё для таких заходов, — произнёс он, но это я услышала уже сквозь наваливающийся сон.