…Когда проснулась, в грот уже заползала жара. Недалёкий выход, находящийся под неусыпным контролем Мичлава, светился ярко, желанно, но очень враждебно. Охотник не говорил, но я и сама понимала — в лагерь мы возвращаться не будем даже после произошедшего.
Поэтому, расположившись удобно для раны, я начала засыпать вновь.
— Эй! Ну-ка иди сюда.
Почему же мне нельзя умереть спокойно?.. Едва могу шевелиться, и устала так, что даже не пугает возможность нападения! Почему он сам не спит, ведь зверь сюда не полезет!
Отложив полуавтомат, Мичлав вновь взял мою ногу и подставил под свет как книжку или циферблат часов ночью.
— М-да… Знаешь, девочка… Придётся это зашивать и притом сейчас.
— Как сейчас? Зачем?
— Неизвестно когда мы вылезем отсюда, и неизвестно что у тебя здесь разовьётся к тому моменту. Слишком уж шикарно располосовали. К тому же, шрамы не нужны ни тебе, ни мне. Так! Пока затишье, мы это провернём.
И я с тихим ужасом наблюдала, как он опять снимает с пояса аптечку. И тут только поняла, что он ранее не наложил заживляющую плёнку — видимо, всё-таки планировал взяться за иглу, но дал мне поспать несколько часов. Кольнуло чувство стыда…
— Обезболивающее только в виде таблетки. Держи и жуй.
Наверное, мне было немного страшно. А ещё больше неловко.
— Давай подтянись. Ближе!
Как игрушечную, притянув меня к себе и вновь уложив раненую ногу на свои колени, он поправил положение полуавтомата рядом и взял в зубы горящий фонарик.
— Ты у меня молодец, так что старайся не пищать.
Я обречённо хрустнула таблеткой.
Было очень неприятно. Не столько больно, сколько мерзко ощущать слабость и чувствительность собственной плоти. Надо отдать должное Мичлаву — он всё-таки старался действовать аккуратно. Но вид его рук уже прочно ассоциировался с причинением боли — даже если умом я понимаю, что эта боль неизбежна во время лечения. Прошлые впечатления слишком крепко застряли в высоковольтных проводах моих подростковых нервов.
— Последний раз, мелкая моя. Отлично, да ты кремень. Куда! Ещё не всё.
На распухший шов легла прохладная антибактериальная мазь. Следом его накрыл листок прозрачной заживляющей плёнки. И перед глазами немного поплыло…
— Что, хреново?
— Да так… — отмахнулась я.
— Куда опять! Хреново, а удираешь. Иди сюда. Оп! — меня снова поймали на полпути к отступлению. — Так и будешь рядом сидеть. Я не собираюсь каждые пять минут к тебе ползать и проверять температуру.
Пришлось вновь устроиться рядом с его громадой, излучающей поистине ничем неуёмное тепло. У самого-то у него, интересно, температура какая? Как будто ядерный реактор…
Последнее, что я заметила перед провалом в сон — как он устроил на коленях полуавтомат, обернулся к проходу и замер.
И всё же нам повезло — за день две группы мигрирующего зверя попали под метки грамотно расставленных на пройденной территории пушек. И наверное, я не противоречу сама себе, когда упоминаю вместе и удачу, и правильно выполненный тактический приём. Потому что Мичлав сказал — удачу зарабатывают.
К ночи я уже чувствовала себя лучше. Наставник выглядел как всегда бодро. Он подумывал оставить меня в гроте и в одиночку совершить переход за новой партией боеприпасов и пропитания (увы, в реальности всё не так, как в книгах, и эти две вещи имеют свойство быстро заканчиваться). Я спорила со всем жаром, не желая ни оставаться одной, ни признавать, что сдала. Вероятно, если бы не удар головой, то он бы не раздумывал. Однако на фоне общей нагрузки это казалось ему более опасным, чем вновь рискнуть и расстаться.
— Посмотри на себя, маленькая, ты зелёного цвета! — говорил он, выкладывая из жилета оставшиеся бутылки с питательной смесью. — Ещё и трёх недель не прошло с тех пор, как ты встала с постели. Для тебя в любом случае это было бы суровое испытание, а сейчас? Ещё и башкой треснулась! Нет, мелкая, остаёшься здесь и дожидаешься меня.
— Но если вдруг опять что-то произойдёт? — пыталась возражать я, сидя рядом на коленях и с отчаянием наблюдая каждое его движение.
— Не произойдёт, — охотник цокнул языком. — Если ты будешь следовать правилам и не станешь строить из себя чёрт знает кого. Если будешь сидеть здесь, на этом самом месте и не вылезать наружу, не будешь орать, будешь держать оружие наготове, будешь проверять свою рану, и не будешь заниматься упадничеством. Ну? Сможешь?
Я молчала, глядя на кучу оставляемых им вещей. Он собирался идти налегке, чтобы затем притащить на себе больше.
— Эй! Ты боишься, что ли, птенчик? Аха-ха, я знаю, чем тебя взбодрить! — он свысока посмеялся над моим вспыхнувшим взглядом. — Ладно-ладно, ты сегодня в очередной раз у меня за спиной доказала, что ты не птенчик, а уже суровая птица. Вот только после превращения ресурсов у тебя мало. И ты это сама знаешь.