Три заложника

– Думаю, тут он прав. Мистер Медина умеет управлять женщинами, как ему вздумается. Его власть над ними просто поразительна. Эти взгляд и голос способны поработить любую особу женского пола – от простой поденщицы до кембриджской интеллектуалки. И добрая половина его власти основана на том, что сам он совершенно равнодушен к женским чарам. Вы когда-нибудь слышали, чтобы его имя упоминалось рядом с именем какой-то молодой женщины? Женщины готовы продать душу дьяволу за него, но он равнодушен, как примерный итонский школьник, у которого в голове только одна мысль: успешно сдать экзамены. Вы знакомы с мистером Мединой?

– Немного, – ответил я.

– Я тоже. Шапочное знакомство. Но, знаете, я повсюду ощущаю его влияние. Этого человека невозможно не замечать и невозможно им не интересоваться. Большая удача, что он вполне положительный малый. Будь он мерзавцем, он мог бы запросто погубить кучу народу…

Вечером я ужинал с Сэнди Арбутнотом. Он вернулся из Шотландии в приподнятом настроении – здоровье его отца улучшилось, а когда у Сэнди хорошее настроение, это все равно, что гулять по Даунс[26] при юго-западном ветре. Нам столько нужно было друг другу рассказать, что мы позабыли о еде! Ему пришлось выслушивать мои рассказы о Мэри и о Питере Джоне, и о том, что мне известно о Бленкироне и еще дюжине наших старых товарищей. А он – в самых общих чертах – поведал мне о том, чем занимался после прекращения военных действий на Востоке. По какой-то причине Сэнди избегал касаться своего прошлого, зато был готов без умолку болтать о будущем. Сейчас он собирался некоторое время пожить дома, и ему нужно было придумать, чем заняться.

– Деревенская жизнь мне не подходит, – пожаловался он. – Я должен найти серьезное дело, или обязательно нарвусь на неприятности.

Я предложил ему заняться политикой, и эта мысль пришлась ему по душе.

– В парламенте вообще-то скука смертная, – заметил он, – но предвыборные баталии, думаю, придутся мне по вкусу. Я лишь однажды принимал участие в выборах, и, знаешь, оказался на удивление ловким демагогом. В нашем городке я произнес такую речь, что ее до сих пор вспоминают. Главной темой был ирландский гомруль[27], и я решил, что мне стоит попробовать себя в роли Папы Римского. Дик, ты когда-нибудь замечал, что церковный язык звучит довольно зловеще? Я знал всего несколько терминов, но понятия не имел, что они означают. Но мои слушатели знали еще меньше. Короче, я произнес блестящий спич. «Согласны ли вы, жители Килклаверса, – вопрошал я, – чтобы посреди вашей площади воздвигли альбу? Продадите ли вы своих дочерей в симонию? Допустите ли, чтобы прямо на улицах вашего города занимались целибатом?» Боже, я довел их до такого накала, что они повскакивали с мест и в едином порыве заревели: «Никогда!»

Кроме того, Сэнди, как выяснилось, питал склонность к коммерции. У него была идея заняться гражданскими авиаперевозками и возить паломников со всего мира в Мекку. Он подсчитал, что сегодня пилигрим в среднем тратит на такое путешествие тридцать фунтов, а он сможет брать с них по пятнадцать и иметь при этом неплохую прибыль. Бленкирон, предположил он, может заинтересоваться этим предприятием и тоже внести долю в уставной капитал.

Но позже, в углу курительной комнаты наверху, когда я поведал ему, каким делом сейчас занят, Сэнди перестал валять дурака. Для откровенного разговора с ним мне не надо было спрашивать разрешения у Магиллври. Он молча слушал, пока я в общих чертах излагал то, что узнал из досье Магиллври, и не проронил ни слова, когда я дошел до истории трех заложников. Когда же я упомянул о нежелании выбираться из своего деревенского болота, он только рассмеялся.

– Просто удивительно, что такие люди, как мы, вдруг ни с того ни с сего начинают горячо любить удобства и уют. Я и сам через это прошел. И что же тебя в конце концов расшевелило? Мальчик?

Я кивнул, а затем, очень неохотно и осторожно, рассказал о странном стихотворении и причудах подсознательной памяти Гринслейда.

Сэнди это чрезвычайно заинтересовало.

– Довольно бессмысленная и чересчур рассудочная идея, Дик. Но все-таки продолжай. Я весь дрожу от нетерпения.

Но как только я добрался до мистера Медины, Арбутнот перебил меня:

– Ты встречался с ним?

– Вчера. Мы обедали вместе.

– Ты ничего ему не рассказывал?

– Нет, но собираюсь.

До этой минуты Сэнди сидел, развалившись в кресле и перекинув ноги через подлокотник, но тут порывисто встал, уперся обеими руками в каминную полку и уставился на огонь.

– Я собираюсь раскрыть перед ним карты, когда поговорю с Магиллври.

– И Магиллври, разумеется, даст согласие?

– А ты? Ты когда-нибудь сталкивался с этим человеком?

– Ни разу. Но, разумеется, наслышан о нем. Могу даже сказать больше: одной из главных причин моего возвращения домой было желание увидеть Доминика Медину.

– О, тебе он наверняка понравится. Мне еще не приходилось встречать таких людей.