Три заложника

На берегу его встречали двое мужчин. Вместе с ними он поднялся на борт небольшого моторного катера, пришвартованного у одного из молов. Поскольку берег теперь был чист, я отправился в город, разыскал агентство, которому телеграфировал Арчи Ройленс, и узнал, что мой катер тоже готов и ждет меня во внутренней гавани рядом с рыбацкими лодками. Один из служащих проводил меня туда и представил шкиперу по имени Юхан. Тут же выяснилось, что этот рослый, бородатый и невероятно жизнерадостный норвежец, знает английский очень поверхностно. Я закупил провизию, и около десяти утра мы отчалили. Я спросил Юхана, где находится Мюрдаль, и он указал на крохотное подвижное пятнышко впереди, милях в трех от нас.

– Это катер Христиана Эгге, – пояснил он. – Он везет в Мюрдаль какого-то английского рыболова, а мы будем следовать как раз за ним.

Я навел бинокль на суденышко и даже различил Ньюховера – доктор курил на корме.

День был восхитительный, с тем странноватым северным освещением, от которого полдень кажется похожим на раннее утро. Я наслаждался каждым мгновением – и потому, что передо мною стояла вполне конкретная задача, и потому, что я снова оказался на свежем воздухе, без которого просто не могу обходиться. С острым интересом я наблюдал за жизнью дикой природы: на крошечных островках галдели бакланы и гаги, с торчащих из воды утесов сползали в воду при нашем приближении тюлени – такие же круглоголовые, как Доминик Медина. Воздух был прохладен и пах йодом, а когда мы подошли ко входу в фьорд, его исполинские гранитные берега закрыли нас от ветра с моря, и стало тепло, как в июне. Юхан указал на плоский каменистый остров, покрытый скудной растительностью, сообщив, что это Флаксхольм.

Вскоре мы уже входили в просторную бухту. Примерно через час бухта сузилась, превратившись в фьорд, а стены утесов стали совершенно отвесными. С их заснеженных вершин стекали ручьи, превращаясь в водопады на склонах. Вверху стояла мерцающая пелена тумана, а у подножия скал зеленоватые морские волны набегали на черную гальку.

Пейзаж и погода погрузили меня в восхитительную умиротворенность, которую не тревожили даже мысли, бегущие, как водится, «и вперед, и вспять»[42], как верно отметил поэт. Доктор Ньюховер находился впереди, мы не теряли из виду его катер, а мне предстояло выяснить, чем он здесь будет заниматься, но так, чтобы он меня не заметил. О том, как это осуществить, я не особенно задумывался, а просто положился на фортуну.

Свет начал мало-помалу меркнуть, а фьорд становился все уже. Наконец окончательно стемнело. Предположив, что Ньюховер направится к городку Мюрдаль и началу фьорда, где река Скарсо впадает в фьорд, я решил остановиться в Хауге – крохотном городке на южном берегу в двух милях от того места, где мы находились сейчас.

В половине девятого мы подошли к Хауге. Городок, лежавший в тени громадного утеса, был окутан великолепным фиолетовым полумраком. Я велел Юхану пополнить наши запасы провизии, ждать меня на причале и быть готовым отчалить, как только я вернусь. Я предупредил его, чтобы он ни в коем случае не вздумал приближаться к Мюрдалю или далеко отходить от катера. Похоже, ему понравилась идея провести несколько дней в хорошо оплачиваемом безделье, и на причал он высаживал меня с широчайшей улыбкой, да еще и пожелал мне на прощание удачной охоты. Интересно, с какой стати он упомянул охоту, если, кроме рюкзака и толстой палки в руке, при мне не было никакого другого снаряжения?

По крутой дороге, ведущей из Хауге в Мюрдаль, я шагал в приподнятом настроении. Слева темнели верховья фьорда, по правую руку тянулись вверх черные скалы, а далеко впереди маячило яблочно-зеленое пятно того полумрака, который даже весной на севере заменяет ночь – там горы расступались, открывая долину Скарсо. Ничего подобного я прежде не видел, но что-то в моей крови откликалось на этот пейзаж – недаром мой отец не раз говорил, что старинный род Ханнеев, к которому мы с ним принадлежали, имеет скандинавские корни. С воды доносился птичий гомон: утки, гуси, кулики-сороки и песочники устраивались на ночь, а время от времени раздавались громкие, как пушечные выстрелы, всплески – это из соленых волн фьорда выпрыгивал могучий лосось, пробирающийся на нерест в Скарсо.

Я с тоской вспомнил о своих удочках, но впереди замерцали огоньки Мюрдаля, и я выбросил рыбалку из головы и принялся обдумывать свои дальнейшие шаги.