Три желания

Было утро вторника, Джемма проснулась с ощущением легкой тошноты и настроением, что называется, ниже плинтуса. Она еще подумала тогда, что это, должно быть, из-за тоста с сардинами, съеденного накануне. Конечно же, она не связывала это с тем, что было шесть дней назад. Тогда, в ванной Чарли, она смотрела, как в водовороте раковины быстро крутится крошечный желтый шарик, крутится, точно на рулетке в казино, и наконец исчезает в черной трубе. «Ой, – сказала она тогда. – Ой… Кажется, в моей жизни начинается новый этап». Но возможность беременности она даже не рассматривала. Ведь она точно помнит, как собиралась закинуть эту таблетку в рот – эту маленькую, крохотную таблетку! Только через несколько месяцев, сидя в приемной у гинеколога, она поразилась, какой силой обладал этот малюсенький желтый шарик.

Накануне вечером они с Чарли не виделись, поэтому она должна была бы обрадоваться неожиданной встрече с ним. До последнего времени ее каждый раз обдавала волна удовольствия, стоило ему появиться на пороге. Но сегодня, впервые с момента начала их романа, приветственный поцелуй получился чуть небрежным, чуть торопливым. Вид у Чарли был деловой и задумчивый. Он где-то простудился, и ноздри у него были покрасневшие и шелушащиеся.

А еще в то утро от него пахло как-то иначе. Впрочем, в то утро все пахло как-то иначе.

Джемма была в ночной сорочке и с мокрыми после душа волосами. В 8.30 надо было быть на работе – разгуливать вокруг Северного вокзала в Сиднее и с радостным лицом раздавать всем желающим бесплатный энергетический напиток. В 8.30 довольно трудно изобразить радость на лице. И потому люди делали вид, будто совсем ее не замечают. Джемму мутило от одной мысли о том, какие противные запахи могут быть на Северном вокзале в Сиднее в 8.30 утра.

– Мне звонила Анджела, – сухо сказал Чарли. – Твоя сестра проколола шины на ее машине.

– Так ей и надо! – сказала Джемма и тут же поняла, что совсем не хотела этого говорить.

– Джемма! Нельзя же портить чужое имущество. Ей нужно взять себя в руки. Люди расстаются, бывает…

«Да, – подумала Джемма. – Бывает…»

В первый раз она уловила нотки гнева в его голосе, что-то такое педантичное и наставительное, что совсем не понравилось Джемме. Чужое имущество – скажет тоже! Мужчины так трясутся над машинами, как будто это люди.

– Короче, – Чарли держал под мышкой мотоциклетный шлем и нервно барабанил по нему пальцами, – Анджела, конечно, расстроилась из-за всего этого и подумывает, не заявить ли в полицию на твою сестру. А я подумал, что надо бы тебе сказать. Может, ты поговоришь с Кэт, объяснишь ей, что да как… Короче, что так не делают.

– Это просто смешно! В полицию заявляют на психованных бывших мужей с ружьями.

– Она была с ножом. Все шины им искромсала.

– Но она не собирается кромсать людей!

Чарли сжал губы, надул щеки и сдвинул брови.

Вот оно… Вот это чувство… Ледяной ветерок пробрал ее до самых костей, только в этот раз к нему еще примешивалась тошнота, от которой сводило желудок.

– По-моему, нам не стоит больше встречаться.

Рука, державшая шлем, упала как плеть.

– Шутишь? Такими вещами лучше не шутить!

– Не шучу.

– Джемма, перестань. Довольно! Это глупо, в конце концов. Это вообще ерунда.

– Не в Кэт дело.

– А в чем же тогда?

– Не знаю. Прости. – И она прибегла к любимому, не раз испытанному приему. – Дело не в тебе, а во мне.

– Что? И давно ты об этом думаешь?

– Давно.

– Вот как…

Она всматривалась в его лицо, будто во что-то скрытое – закрытые ставни, задернутые шторы, наглухо захлопнутые двери. Перед ней было вежливое, неподвижное, совершенно постороннее лицо. Это был вовсе не Чарли. Это был какой-то человек, которого она совсем не знала, который и сам не особенно хотел знать ее.

Через две минуты он ушел. Она сидела за кухонным столом Пентерстов и смотрела на фотографию, прикрепленную к дверце холодильника: Джон и Мэри, нарядно одетые на свадьбу дочери, улыбались и щурились от яркого солнца.

Она услышала, как по улице пророкотал его мотоцикл.

Вот и все.

Он так и не преодолел критической отметки.

И для нее началось очень странное время. Ей не хватало его, но как-то не по-настоящему, как бы во сне, так, как бывает после курортного романа, когда ни один ни другой серьезно не задумываются о будущем.

Желудок то напоминал о себе, то успокаивался. Аппетита совершенно не было, после обеда неудержимо клонило в сон, и она укладывалась в огромную кровать с балдахином и прислушивалась к голосам ворон. «А-ах, а-ах», – скорбно перекликались они друг с другом.

– А-ах, – повторила Джемма вслед за ними, глядя в потолок. – У меня ведь не было выбора, правда? – обратилась она к Виолеттам-фиалкам.

«Нет, – ответили они беззвучно. – Совершенно никакого выбора».

За день до того, как Джемма узнала, что ждет ребенка, они с Кэт говорили по телефону о дне рождения Мэдди.

– Но не можешь же ты не пойти! – не унималась Джемма.

– Объявляю новый курс, – парировала Кэт. – Больше никаких детских дней рождения. В субботу был последний.

– И чей же?

– Дочки Эммы Герберт. Они ходили попрыгать на батут.