Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

А мне, глядя на него, кажется, что отобрала любимую игрушку у все того же маленького ребенка, заодно сообщив, что деда Мороза не существует.

— Да ладно тебе, — я фыркаю, — что-то действительное ценное и интересное находят очень редко.

— Ты поэтому ушла? — неожиданно спрашивает он.

— Не знаю… — я пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну, на наши размытые отражения в наступающих сумерках смотреть тоже интересно, — наверное… это была одна из причин.

Дэн кивает, принимая ответ.

— Дэн… что произошло… в горах? Это оттуда ведь шрамы на ноге?

Он молчит, поджав губы, а руки до побелевших костяшек впиваются в руль.

— Да, — наконец нехотя произносит, признается словно Мальчиш-Кибальчиш, которого все-таки раскололи и военную тайну он выдал, а потом тяжело вздыхает. — Год, точнее два, уже два года назад в октябре мы поднимались на Аннапурну. Высочайшая точка — 8091 метр. Она должна была стать моим вторым восьмитысячником. Двадцать третьего мы остановились во втором высотном лагере, до вершина оставалось 2451 метр. Ночью сошла ледовая лавина. Помимо нас были еще французы и японцы. Всего девятнадцать человек. Выжило трое.

Дэн замолкает, смотрит перед собой, а я перевариваю услышанное, думаю, и разглядываю дома деревни, через которую проезжаем.

Когда дорога начинает знакома петлять, намекая, что уже почти доехали, Дэн глухо говорит.

— В больнице я провел почти год. Обморожение, вся нога раздроблена. Сначала хотели отнимать вообще, но… как-то обошлось. Альбина… ты ее видела, она приходила попрощаться, уезжает на ПМЖ в Германию с женихом… она весь год была рядом, а когда выписали, сказала, что больше не сможет. Ушла.

И, наверное, я не должна спрашивать, но…

— Ты сильно ее любил?

Дэн поворачивается, смотрит пристально. Так, что становится неудобно и жарко, я отвожу взгляд, а он неожиданно усмехается.

— Когда ушла она, я злился, если уйдешь ты, я… не смогу.

Больше до скалы мы не говорим и к разговору этому никогда не возвращаемся.

17 июля

Я просыпаюсь от холода и рассветного солнца, что бьет по глазам. Оно еще только поднялось над кромкой леса и небо всех оттенков от темно-синих облаков над нами до бледно-желтых полос на востоке.

Провернув голову, смотрю на Дэна. Он еще спит, светлые в лучах солнца волосы взъерошены, а на лице истинное выражение одухотворенности. Я рассматриваю его и ловлю себя на том, что улыбаюсь и думаю о ночи.

Как сказал Дэн, остановившись в паре метрах от вершины скалы, мы приехали любоваться красотами.

— В первом часу ночи? — скептически осведомилась я, пытаясь разглядеть «красоты» в свете фар и полной луны.

Нет, луна, конечно, хорошо светила и даже была круглой и желтенькой, как солнце, но до солнышка ей все ж далеко.

— А звезды? — смутить некоторых невозможно. — Ты когда последний раз на звезды смотрела?

— Да не так давно, с Ником, — ответила искренне и машинально, остановившись на самом краю и завороженно разглядывая реку в лунном свете, которая почти в круговую огибала скалу.

— С кем? — подозрительно вкрадчиво переспросил Дэн, щекоча дыханием затылок и обхватывая талию руками.

Ответить я не успела, меня уже несли обратно к машине, чтобы усадить на капот и бесцеремонно вклиниться между моих разведенных ног.

И… все.

Дальше было любование совсем другими красотами.

— Что, размышляешь за что тебе досталось такое счастье как я? — Дэн открывает глаза неожиданно и ухмыляется порочно и с намеком.

— Предполагаю, что за грехи прошлой жизни одарили самым скромным счастьем, — я фыркаю и целую его в нос, — лучше скажи, где моя футболка?

Мое счастье растерянно морщит нос и признается, что где-то там.

Возможно, в кустах.

Я лишь вздыхаю и щедро одолженную футболку надеваю.

— Мне так даже больше нравится, — выносит вердикт Дэн, обходя меня по кругу, как новогоднюю ель, — и шорты можешь не надевать.

Нижнее белье тоже и тогда, по его словам, будет совсем идеально.

— То есть ты не против, если я в таком виде мимо Ромки в дом пойду? — уточняю невинно.

Дэн, судя по моментально сползшей ухмылки и блеснувшим глазам, категорически против.

Домой мы приезжаем только в начале десятого.

Приезжаем как раз в тот момент, когда Мила обнимает Ба и направляется к Ромкиной машине. Сам Ромыч уже за рулем.

Под ругань Дэна я выпрыгиваю почти на ходу и бегу к ней.

— Милка, что случилось?

Я вглядываюсь в ее бледное, серьезное лицо и пугаюсь еще больше.

— Мне из приемки позвонили, — как-то растерянно отвечает она, — попросили подъехать. Зачем я не расслышала, связь сама знаешь.

Милка косится на Ба, и я понимаю, что расслышала, но при Анне Николаевне не расскажет, поэтому я только киваю и улыбаюсь через силу.

— Удачи, — шепчу, обнимая.

А Ромка, высунувшись из окна, обещает Анне Николаевне быть аккуратным и в магазин заехать. И про банки они помнят и как доедут позвонят. И что-то еще, я уже не слушаю — иду в дом и кабинет-библиотеку, где стоит компьютер.

Один на всех, ибо мы, решив отдохнуть от цивилизации, ноуты брать не стали, поэтому смотреть ежедневные рейтинги поступающих мы с Милой бегали к нему.