Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

— Завтра я уеду, — наконец с трудом, словно выталкивая из себя слова, выговорил Дэн. — Мне надо с ней только попрощаться.

— Ты прав, — зло процедил Ромка, — прощайся и вали. Варька не для такого… как ты.

— Ты ведь все слышала, да? — тихо и внезапно прозвучало от двери.

И в нашу с Милкой комнату зашел Дэн и дверь за собой закрыл. На ключ, непонятно кем и когда оставленный и вообще сделанный.

— Да, — отпираться не хотелось, но и признаваться, что стояла и слушала на лестнице, не желала, — вы орали на весь дом.

— Варь, посмотри нам меня, — попросил он и напротив, привалившись спиной к Милкиной кровати, на пол сел.

Посмотрела, оторвавшись от разглядывания кепки, которую крутила в руках. Я ж за ней нашла.

И взяла и надо было вернуться к Милке, Ба и вишне сразу, а не сидеть на кровати, кипя от злости, и думать.

Додумалась.

— Почему ты все решаешь за меня? — вопрос с обидой вырвался сам, и кепка ему в лицо полетела тоже сама. — Почему ты даже не даешь никакой возможности… ничему?!

Я вскочила и огляделась.

И почему мы никогда не коллекционировали вазы и статуэтки?!

Тяжелые.

Мне их искренне не хватает в данную минуту.

Впрочем, подушка тоже сойдет для вымещения злости.

Жаль, дотянуться до нее я не успела — меня сгребли, сжали и на кровать уронили, придавливая собой.

— Отпусти! Не трогай!!!

— Что, снова к Альбине отправишь? — Дэн нагло усмехнулся и руки мои обе перехватил, за голову заводя.

— К черту в горы! — прошипела и дернулась, пытаясь вырваться. — Как ты и собрался! Почему ты думаешь, что я однажды соберу вещи и уйду? Почему ты сразу вот так все обрубаешь?! Без вариантов и шансов! Да ты просто трус… страус!

У Дэна зло блеснули глаза.

— Да, я страус! И трус! Но я не переживу, если ты уйдешь! И я не прощу себе, если буду подыхать там, а ты сидеть здесь и ждать списки, искать умер или пропал без вести! И я не хочу, чтобы ты выхаживала меня, если я стану инвалидом! Тебе все это не надо!

— Да кто тебе сказал? Может мне это и надо?! Откуда ты знаешь?! Ты, чертов эгоист, откуда ты знаешь, что надо мне?!

Мы уже орали, громко и некрасиво, но злости было слишком много, чтобы обращать на это внимание.

— Тебе же легче объявить, что всё обычная физиология, да?! И сбежать?!

Руку я вырвала и в грудь его ударила, отталкивая. Вырвалась, но Дэн схватил снова и поцеловал, грубо и почти больно, но сейчас мне нежность не нужна. И я ответила, сама прокусывая его губу до крови и с удовольствием слушая его шипение и ругательства.

— Ты меня бесишь, — прошипел он и моя футболка затрещала по швам, отлетела, — ты с первого дня превратила мою жизнь в кошмар! Перевернула ее с ног на голову и поселилась в мыслях! Ты сбежала сюда, а я как идиот поехал за тобой… Нет, я хотел объясниться, оставить тебе квартиру…

— И сбежать?

Мы перекатываемся, и уже я сижу на нем, склоняюсь, сузив глаза, и чувствую его руку в волосах, что стягивает резинку.

— Да, пока не поздно… — он выдыхает.

И бюстгальтер тоже куда-то исчезает.

— Поздно, я все слышала и можешь не надеяться, что я соберу чемодан и уйду, — я усмехаюсь и, поставив руки по обе стороны от его головы, склоняюсь, целую.

— И не подумаю, — Дэн ухмыляется, и я снова оказываюсь под ним, — я тебя сам не отпущу больше, даже не проси…

И да, просила я совсем о другом.

16 июля

«К народу», как с ленивой улыбкой довольного кота протянул Дэн, мы спустились только в четвертом часу дня.

Анны Николаевны по близости, видимо, не было, ибо Ромка встретил скабрёзной улыбкой и ехидным вопросом:

— Неужели решили почтить нас своим присутствием, братцы-кролики?

Я смутилась и пока искала достойный ответ, Милка отвесила достойную затрещину и вернулась к плите и двум кастрюлям, от которых поднимался пар и пахло вкусно-сладким вишневым.

Ромка же сидел за столом, уместив ноги на втором стуле, и читал.

«Бесы» — гласили золотые потертые буквы в рамочке на темно-синей обложке.

— Ты ж клялся, что никогда в руки Достоевского больше не возьмешь?

Десятый класс и страдальчески-возмущенные вопли Романа по поводу «Преступления и наказания» я буду помнить долго и дискуссии его с нашей руссичкой тоже, как и весь класс. Не одна химичка провожала Ромку с платочком и скрытой радостью.

— Я проспорил, — мрачно проворчал Ромка, скрываясь за книгой.

А вот это уже интересно.

— Ром?

— Отстань…

— Ромочка?!

— Ну чего?! — три пары заинтересованных глаз проигнорировать сложно, а сделать вид, что увлекся чтением Достоевского, практически невозможно. — Пока некоторые вчера развлекались, меня унизили, растоптали как личность, провели через девять кругов ада по Данте…

— Да в дурака он мне вчера проиграл на желание, — не выдержав, фыркнула Милка через плечо.

Ромка театрально закатил глаза и скорчил ее спине страшную рожу.

— Вы играли на желания?!

Ухмылки Ромки, что на желание он не придурок играть, я тоже помню хорошо.

— Нет, — поспешно открестился он и тут же сник под насмешливым взглядом Милки, — точнее да. Сначала мы играли на интерес с Ба и все было хорошо…

— Ну, конечно, тебя Ба три раза в дураках оставила, — снова не выдержала Мила.