Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ)

Милка с проклятьями — сразу видно внучка ведьмы! — неслась следом.

Днем мы собирали красную смородину, а вечером под руководством Анны Николаевны ее перебрали и узнали, что готовим из нее аджику и желе.

МЫ готовим.

— Ба, я слишком молода для заготовок на зиму, это удел пенсионного возраста, — простонала с несчастным видом Мила, еще более несчастно смотря, как кипятятся банки.

— Правда, Анна Николаевна, мы еще не в том состоянии маразма, когда добровольно согласны на подобную экзекуцию, — я с неменьшим ужасом наблюдала, как перед нами ставят машинку для закатки банок и упаковку крышек.

— Цыц, инертные газы, бабушка сказала, вы сделали, — на стол рядом с машинкой водрузили ноут, — рецепт в интернете. Справитесь, это не сложнее радикального механизма хлорирования метана.

Мы скептически на нее поглядели. Нет, по отдельности слова еще знакомые и даже вроде понятные, а вот вместе звучат ругательством.

Очень некрасивым ругательством.

— А ты куда? — переведя хмурый взгляд со стола на Ба, поинтересовалась Мила.

— А я в кино! — гордо ответила Анна Николаевна, кокетливым жестом взбивая замысловатую прическу. — С Масей. И чтоб все к моему приходу было закатано, удел пенсионного возраста.

И да, она ушла.

А мы посмотрели ей вслед.

И… эй, стойте.

Стоп!

Нас жизнь к подобному не готовила!

Не, ну в принципе мы закатали.

По рецепту.

— Я это пробовать не буду, — мрачно отчеканила Милка и для верности помотала головой.

А придется, это ж на зиму с нами в город отчалит, мы ж, можно сказать, для себя старались, убивались.

Особенно убивались.

— Ромке скормим, — вздохнула я как лучшая на свете подруга, — он всеядный.

Сидели мы на полу, спина к спине, как в неравном побоище и побоище это Мамаево, ибо не только с Мамаем и не только Дмитрий Донской. Наша неравная битва со смородиной и особенно с банками — в масштабах и потерях не сколь не меньше.

Мы, как герои, выиграли, но наши потери были велики.

Некоторые из нас — две банки — больше никогда не будут с нами, нам очень их жаль, а некоторые — кухня — утратили свой первозданный вид и из стиля «хай тек» превратились в «в хрен с ним, сойдет».

— Сеанс заканчивается через десять минут, — поднимая руку с часами оповестила Мила.

— А дорога?

— А стихи под луной и долгое прощание?

— Сорок минут, — прикинула я.

— Ага.

— Где мой Мистер Пропер? — страдальчески вопросила я у потолка.

— Там же где и Прекрасный принц на белом коне, — ответила мне Милка и ведро с тряпкой торжественно вручила.

А перед самым сном позвонил Ромка и объявил, что практику он закрыл и теперь он совершенно свободный человек до самого сентября и что у него для меня есть офигенный сюрприз.

— Увидишь — обалдеешь, — счастливо проорал счастливый человек, перекрикивая музыку и шум клуба.

И отключился, а я осталась паниковать, потому что последний «офигенный» сюрприз Ромочки как раз и закончился обезьянником, из которого нас доставали его родители и который до сих пор мне припоминают мои.

13 июля

— Варя, мы идем за земляникой! — радостно объявила мне Мила в восемь утра.

Я открыла один глаз, приподняла голову над подушкой и не менее радостно согласилась:

— Иди, жаворонок недобитый, иди…

И перевернувшись с чистой совестью уснула дальше.

Ну попыталась…

— Ва-а-арька, вставай! — упираясь ногами в пол, Милка попыталась стянуть с меня одеяло и пропыхтела. — Мы. Идем. За. Земляникой.

Одеяло с меня стянули, но я, как Варяг, врагу не сдаюсь!

Поджав ноги и натянув на себя часть простыни, сказала:

— Не-а.

И снова провалилась в объятия Морфея, и снова…

— Ва-а-аря, Азалия Петровна еще в пять утра всем сказала, что земляника пошла! Все уже там, а мы еще…

— Спим, — подтвердила довольно и…

И у меня отобрали подушку, а без подушки я, нежное создание, спать не умею.

— Это против правил, — садясь в разоренной постели, обиженно сообщила ей, — удар ниже пояса. Требую в качества сатисфакции подушку!

— Варь, — неожиданно ласково, как змей-искуситель, проворковала Милка, — ты ж любишь землянику?

— Да, но не в восемь утра.

— А она красненькая.

— И? — я с самым непонимающим выражением лица устаивалась на нее.

— И сладкая.

Озадаченно хлопнула глазами и…

— И?

Что? Не только ей надо мной издеваться!

— И ты сейчас идешь ее собирать! — не выдержав, рявкнула Милка.

— Значит, за земляникой мы? — невинно уточнила и выразительно покосилась на фотоаппарат, что на разноцветно-полосатом ремне болтался в районе солнечного сплетения.

— Я по дороге, — Милка поправила ремень, — пошли.

Вот только я с места не сдвинулась, ибо что-то в привычную картину мира не укладывалось. Нахмурившись, еще раз внимательно на нее посмотрела и до меня дошло.

— Sony, зеркалка?! — нет, я не удивилась и даже не изумилась, степень моего эмоционального состояния была куда больше.

— Ну да, — Милка моргнула и, оглядев фотоаппарат, расплылась в широкой и радостной улыбке. — Представляешь, Ромка твой отдал. Помнишь он в апреле на соревнованиях был, как раз в мой день рождения? Сказал, что ему вместо обещанных денег дали, а он ему и даром не нужен.