В конце концов я устала и решила покинуть веселье. Алиса последовала за мной в нашу комнату. Я уселась на кровать и принялась развязывать ботинки, но тут заметила, что подушка скособочена, а постель смята. И у Алисы – тоже. Все бумаги и книги с письменных столов были разбросаны по полу.
– Что случилось? – прошептала Алиса.
Тут-то я и вспомнила, что спрятала банку сардин под подушкой.
Я отшвырнула подушку в сторону, поискала за матрасом, потом между кроватью и стеной. Пошарила под одеялом, затем под матрасом… Облазила каждый дюйм комнаты. Дважды.
Жестянка с Мермером исчезла.
Глава 21
Мы с Алисой не спали половину ночи – искали мою банку, – и даже после того, как улеглись, я только и могла, что таращиться вверх, в темноту. Персидские сокровища преспокойно полеживали в тайнике, и если б мне хватило ума убрать туда жестянку, та по-прежнему была бы у меня.
Эх, и почему я не попросила денег, пока была возможность? Загадала бы хоть что-нибудь…
Утром, как только Алиса проснулась, я принялась излагать ей свою теорию. Уселась на краю кровати и уныло надевала на палец перстень и снимала его.
– Помнишь, вчера мы разговаривали о деньгах и моем последнем желании?
Алиса кивнула и потерла заспанные глаза.
– Угу.
– А вдруг нас кто-то подслушал? Тереза или одна из ее подружек?
Алиса заморгала, просыпаясь окончательно.
– Этого-то я и боялась!
– Знаю… – Я печально повесила голову. – Я вела себя так беспечно. Так глупо…
Алиса встала и принялась одеваться.
– Бедняжка Мэйв, – сказала она. – Значит, Мермер уже у мистера Трезелтона.
– Или вот-вот окажется у него, когда он сегодня приедет забрать Терезу на каникулы.
То, что Алиса произнесла дальше, доказало, какой она хороший друг. Алиса – которая послушание и строгое следование правилам считала ангельскими добродетелями!
– Хочешь, я… отвлеку Терезу, а ты поищешь у нее в комнате?
Снаружи донесся стук копыт и грохот колес. Пришлось выбежать на лестничную площадку, чтобы выглянуть в окно, выходящее на передний двор. Он оказался прямо там – экипаж мистера Трезелтона. Из него вышла разодетая пожилая дама тучного сложения.
– Это бабушка Терезы, вдова Трезелтон, – прошептала Алиса мне на ухо. – Знакомая моих бабушки и дедушки.
Я молча уставилась на подругу.
– Очень дальняя, – пробормотала она. – Мы не наносим им визиты, если ты об этом.
– Терезу рано забирают, – сказала я. – Нельзя рисковать Мермером. Пошли, нужно ее остановить.
И тут во двор вышла Тереза. Мы опоздали.
Лакеи взяли ее багаж и уложили наверх кареты. Прежде чем забраться внутрь, Тереза повернулась и окинула школу самодовольным взглядом. Увидев мое окно и меня в нем, снисходительно махнула рукой.
– Да чтоб ты вся прыщами покрылась! – пробормотала я вслед коляске.
Вот и все. Не успели мы даже переодеться после сна, как Тереза уехала. Без сомнения, в ее маленьком саквояже укатила и моя банка сардин. Все утро перед глазами у меня стояла одна и та же картина: как вращаются колеса экипажа Трезелтонов, увозя с собой мои надежды.
На вокзале Сент-Панкрас извозчик нас высадил: меня, тетушку Веру, Полидору, а также старика в фетровой шляпе, который то и дело подмигивал тетушке, и рыжеусого господина в котелке. Последний пассажир ни разу даже не взглянул в нашу сторону.
Поздним утром Полли и тетушка приехали за мной, чтобы забрать домой на зимние каникулы. Настроение у тети было самое жизнерадостное. Она вручила мне жестяную коробку с имбирными пряниками, но мне они показались почти безвкусными. Полли тоже захватило праздничное оживление, но она сразу поняла: что-то не так.
– Мэйв, милая, что случилось? Ты не заболела? – Сестра заглянула мне в глаза, потом заставила высунуть язык – прямо посреди школьного двора, где я со своим багажом ждала приезда сестры. Публичный осмотр я не оценила.
– Просто устала, – ответила я. – Прошлой ночью заснула с трудом.
Полли погладила меня по щеке.
– Бедняжка ты моя, – сказала она. – Сейчас мы отвезем тебя домой, накормим, а потом отправишься прямо в постель.
И вот я словно под гипнозом шагала за Полли и тетушкой Верой по запруженной толпой станции. Следом торопился нанятый тетей носильщик с нашим багажом.
Вокзал Сент-Панкрас был великолепен, но сегодня окружающая красота меня не трогала. Говорили, что его зал – самый большой в мире. Под крышей из стекла и металла, словно парившей в воздухе и располагавшейся головокружительно высоко, мы, путешественники, казались просто разбегающимися во все стороны муравьями. Обычно в этом зале мне чудилось, что я лечу – в самом прекрасном смысле, хотя я твердо стояла ногами на земле.