Три женщины

Она кинулась в туалет, сунула пальцы в горло, и все праздничные цвета изверглись из нее. Начинка. Подлива. Клюквенный соус. Индейка кусочками. Белый картофель. Оранжевый картофель. Ощущение того, что все съеденное изверглось из нее, было восхитительным. Больше всего ей понравилось ощущение контроля. Позже Слоун услышала, как о булимии рассказывала певица Эми Уайнхаус: «Это лучшая диета в мире. Почему все на ней не сидят?» Слоун это было близко. Это работает куда лучше, чем все другое, думала она. Все казалось очень просто и даже естественно.

С этого момента булимия стала ее тайным другом. Она превратилась не просто в анорексичку-булимичку, но в совершенно идеальную, лучшую в мире анорексичку-булимичку. Она все продумывала, собирала всю информацию, действовала педантично. Она знала, что тяжелее всего избавиться от недостаточно хорошо пережеванной пищи. Куски стейка продирались по горлу и вызывали страшную боль. Сложно было с мороженым. Оно таяло и проскальзывало в желудок, как жидкость. Избавиться от него полностью было невозможно. Никогда нельзя было быть уверенным, что мороженое не пристало к стенкам желудка.

И еще вопрос времени. Для всего в жизни есть свое время, и рвота не исключение. Если попытаться слишком рано, ничего не получится. Только горло будет болеть от бессмысленных спазмов. Слишком поздно – и выйдут только остатки. Все страдания впустую. Если уйти в туалет слишком быстро или слишком рано, будет много шума из ничего, потому что тело твое еще не готово. К телу нужен чуткий подход. С ним, а не против него. Нужно уважать этот важный процесс.

Каждое утро она просыпалась с надеждой, что есть почти не будет – отварная куриная грудка, апельсин, вода с лимоном. Но если надежда не сбывалась – арахисовое драже, кусок торта в честь чьего-то дня рождения, – то она мирилась с неудачей, одновременно не мирясь с ней. Она отправлялась в туалет. Дважды смывала воду. Умывалась. И возвращалась к разговору.

Чаще всего это срабатывало. А вот с хоккеем пришлось расстаться. В девятом классе она была вполне серьезной спортсменкой, но в десятом стала такой худой, что играть уже было невозможно. Страдала и учеба. Она перестала делать уроки и перестала слушать учителей.

Семья не интересовалась ее новым телом и новыми привычками. Мать не спрашивала: «Ты что, хочешь убить себя?» Единственное, что ее интересовало, почему дочь так часто сливает воду в туалете.

Мамины вопросы были слишком жестокими. Для Слоун не было ничего страшнее, чем раскрытие ее грязной тайны. Она знала многих, кто относился к этому совершенно спокойно: «Я переела, и пришлось вызвать рвоту. Теперь все о’кей!» Но для Слоун это было неприемлемо. Словно чужие люди вторгались в ее разум и видели все ее потребности и страхи. Она сливала воду дважды. Трижды. У нее всегда была с собой жевательная резинка. Она очень тщательно выбирала время и место.

Она стала вызывать рвоту над раковиной, а не над унитазом. Рвота в туалете казалась слишком ярким проявлением булимии. Она достигла истинных высот в этом искусстве и стала булимичкой в отрицании. Больше всего ей нравилась ванная комната рядом с гостиной. Когда вся семья садилась смотреть телевизор, ей приходилось искать другое место, но она всегда могла воспользоваться этой ванной после обеда, пока остальные мыли посуду или просто болтали. Семья предпочитала игровые шоу типа «Своей игры» и фарсовые комедии. Просмотр «Аэроплана» для отца был настоящим бунтом против своего воспитания. Как только Слоун слышала смех аудитории, она с тоской смотрела на дверь любимой ванной – приходилось подниматься наверх.

Очень долго никто не задавал вопросов, от которых у Слоун дрожали колени. Ее никто не унижал. Она выработала целую процедуру – мятные таблетки, зубные щетки. Она отлично умела избавляться от слез, наворачивающихся на глаза, когда все было кончено.

Она была рада, что никто не знает ее тайны, но в то же время не понимала, почему это никого не интересует. У нее было множество знакомых, но только двое из них хоть что-то сказали – подруга Ингрид и ее мать. Когда девушкам было шестнадцать, они вместе с матерью Ингрид сидели в гостиной, и мать Ингрид спросила: «Слоун, что происходит? Ты стала просто тощей». Слоун отделалась обычными отговорками. Она сказала, что ест много и не знает, что происходит. Наверное, у нее быстрый обмен веществ.