Иногда секс длился всего полчаса. Они не стремились к сексуальному марафону с шелковыми простынями и свечами. Все длилось ровно столько, сколько было нужно каждому партнеру. Обычно дольше всех нужно было Слоун, потому что, хотя она и думала об этом целыми днями, когда все происходило в реальности, нервы ее подводили. И она это принимала. Она говорила мужчинам, что все в порядке, а когда Уэс уходил, доводила себя до оргазма сама или с помощью Ричарда, воспроизводя мысленно то, что только что происходило в их постели. Когда было время, они втроем одевались и пили кофе – точно так же, как если бы в постели были только Слоун и Уэс. Они общались как за обычным семейным ужином.
С момента начала новых отношений Уэс редко говорил о Дженни. Слоун давно привыкла к такому в мужчинах. Рядом с ней их женщины исчезали. Но она думала, что Дженни знает. Впрочем, Уэс был человеком добрым, и он наверняка все сделал правильно.
Слоун боялась, что их счастье может разбиться. Уэс внес в ее семейную жизнь нечаянную радость. Он сделал Слоун самой собой. Ее ждали два гетеросексуальных мужчины, и оба постоянно хотели ее. Она чувствовала себя всемогущей.
Как-то вечером Слоун сказала Уэсу:
– А ты не спрашивал у Дженни, может быть, она хочет к нам присоединиться?
Когда она об этом заговорила, они отлично проводили время. Смеялись над каким-то поступком общего приятеля. Но по реакции Уэса Слоун поняла, что Дженни не знает, где он проводит вечера.
Позже, когда они остались вдвоем с Ричардом, Слоун сказала:
– Не думаю, что она знает.
– Она должна знать.
– Я почти уверена, что нет.
Ни Ричард, ни Слоун не хотели разрушать то, что имели. Но что-то произошло, и отменить это было нельзя. Из окна она видела маяки – они никогда не выключались. Она ощущала какую-то тревогу, ощущала всем своим существом. Долгое время она жила в постоянном страхе: вдруг Дженни ничего не знает – сидит дома, печет печенье для детей, пропалывает сад, волнуется из-за денег… И не знает, чем ее партнер занимается вечерами. Слоун боялась, что все откроется, что ее назовут ужасной женщиной. И со временем так и произошло.
Стояла зима, но было не холодно. Слоун гуляла с соседской собакой. Ричард уехал. Она скучала по нему, но чувствовала себя вполне спокойно. Она занималась домом, читала, встречалась с подругами. После прогулки она решила зайти на рынок, купить что-нибудь забавное для детей. Иногда они любили что-нибудь вместе испечь или украсить. Вот в такие беззаботные и радостные моменты кирпич обычно и падает на голову.
На повороте, откуда она видела океан, звякнул телефон.
«Я залезла в телефон Уэса. Прочитала вашу переписку. Я видела твои фото».
Незадолго до этого Слоун написала Уэсу, предложив встретиться. Она написала что-то легкомысленное типа «не могу дождаться…». И вот пришел ответ.
Ей показалось, что улица смотрит на нее множеством глаз. Глаза обрели даже ягоды на замерзших ветках. Слоун почувствовала себя голой, отвратительной. В тот миг она перестала быть матерью, женой, хозяйкой ресторана… Она даже не была здоровым человеком. Ее окутала непроглядная тьма.
Чтобы не упасть, она крепче ухватилась за поводок. Слоун пыталась сосредоточиться на собаке. Пес не знал, что за человек стоит перед ним. Стыд охватил Слоун, но за ним ничего не было. Слоун не чувствовала ничего внутри. Может быть, она снова умерла? Как бы тяжело ей ни было, но она понимала: ответить нужно немедленно. Слоун огляделась, не сидит ли Дженни в припаркованной машине, не наблюдает ли за ней.
«Это не то, что ты думаешь», – написала она. Увидев эти слова на экране, она мгновенно возненавидела себя.
Слоун знала, что в подобных ситуациях почти все оказывается именно тем, чем думаешь.
Она стояла на дороге, и отвращение к себе росло и крепло, становясь выше деревьев. До сегодняшнего дня Слоун думала: «Может быть, все нормально. Может быть, она знает. Может быть, она пока еще только знает, но когда-нибудь тоже будет с нами».
Но более притворяться было невозможно. Именно тогда Слоун поняла, что всегда знала: Дженни ни о чем не догадывается. Ей просто хотелось убеждать себя в обратном.
Пришло еще одно сообщение. Дженни писала, что никогда больше не хочет ни разговаривать со Слоун, ни видеть ее, ни слышать о ней. Но ей нужно знать, что Слоун ничем ее не заразила.
Слоун замутило.
Она знала, что до нее никому нет дела, но ей хотелось попытаться спасти Дженни и Уэса. Ей хотелось защитить Уэса, помочь ему.
Слоун не ответила. Дженни настаивала. Она хотела знать, не больна ли Слоун. И знать это она хотела немедленно.
Слоун снова все отрицала. Она написала, что между ней и Уэсом был неподобающий флирт – и только. «И только», – написала она. Слоун смотрела на слова на своем экране. Собака не тянула за поводок. Пес просто сидел и ждал.