Три женщины

Усышкин призвал еврейскую молодежь к заселению и освоению Эрец-Исраэль. Ахад Хаам посвятил свою речь тому, что Эрец-Исраэль должна стать духовным центром мирового еврейства. За ним выступил Нахум Соколов и предложил сделать иврит официальным языком сионистского движения. Он выступал на иврите, и зал заерзал: одна часть — потому что не понимала ни слова, другая — потому что была взволнована до глубины души, услышав древнееврейский язык. Подумать только! Язык молитв, а на нем можно бегло говорить о делах земных! Экономист Хаим Дов Горовиц рассматривал экономическое положение евреев Российской империи, но сильное впечатление на слушателей произвела не приведенная докладчиком статистика, а появление в зале полковника Васильева в сопровождении двух его заместителей. Все трое в парадной форме держали фуражки на согнутой в локте руке и торжественно уселись в первом ряду. Горовиц замолчал.

Полковник Васильев вынул большой белый платок, обтер бритую голову и благосклонно кивнул докладчику. По залу прошел довольный шепот: теперь-то даже самому отпетому скептику должно быть ясно, что власти разрешили провести конференцию.

Несколько смущенный присутствием столь высокого чина, Горовиц перешел с идиша на русский, чтобы полковник понял его главный тезис: для выживания российскому еврейству нужна своя территория, и самая подходящая для этого — Палестина.

Второй день конференции пришелся на пятницу, поэтому делегаты гуляли по городу, а с появлением первой звезды устремились в ближайшие синагоги. В книжном магазине Гальперина минские евреи, раскрыв рот, слушали споры своих ученых соплеменников, студенты бегали за доктором Вейцманом и Ахад Хаамом, прося у них автографы.

Конференция продолжалась шесть дней. Особое место заняла борьба сионистов как светского, так и религиозного направлений за форму просветительской работы по внедрению сионизма среди евреев России. Дискуссии затягивались далеко за полночь, на столах появлялись керосиновые лампы и бесчисленные стаканы с крепким чаем, которые Маня разносила, не чувствуя под собой ног. Она прекрасно понимала, что присутствует при историческом событии, и пользовалась каждой свободной минутой, чтобы познакомиться и поговорить с делегатами. Многие приехали из Одессы — главного сионистского центра. Среди них был и молодой черноволосый учитель, работавший в сиротском приюте «Свет Сиона». Его звали Хоне (Генрик или Генрих) Шаевич. С ним Мане было особенно интересно, потому что всего два месяца назад в Одессе открылся филиал ЕНРП, и Шаевич рассказал ей много важного о жизни портовых рабочих. Проговорив с ним около часа, она твердо решила сделать его руководителем одесского филиала ЕНРП. Встретилась она и с двумя посланцами из Эрец-Исраэль. На Маню дохнуло «старо-новой землей». Там уже жили российские евреи. Там они строили новую жизнь. Там крылся ответ на архирусский вопрос «Что делать?».

14

Сразу после окончания конференции руководство партии «Поалей Цион» собралось для подведения ее итогов, и начали выяснять, как Маня Вильбушевич попала на конференцию. Она не состоит ни в одной сионистской партии, не давала денег на нужды Эрец-Исраэль и вообще ее никто не приглашал. Кто-то сказал, что ее привела Хайка Коэн. Вызвали Хайку Коэн.

— Хайка, мы знаем, что вы с Маней Вильбушевич подруги, но это же не значит, что она имеет право присутствовать на конференции.

Хайка молчала.

— Ты разве не знаешь, что она у нас на подозрении? Ей нельзя было присутствовать на конференции. Она же связана с охранкой.

Хайку вызывали еще несколько раз, разбирательство длилось более двух недель, после чего было решено отчислить Хайку Коэн из рядов «Поалей Цион» за легкомысленное отношение к партийной дисциплине и потерю бдительности.

* * *

В ночь на Симхат-Тора на Губернаторской улице у руководителя сионистского движения в Минске Шимшона Розенбаума собрались местные сионисты.

К чаю госпожа Розенбаум подала леках[792], не преминув сказать, что изюм в нем привезен из Эрец-Исраэль. Гости одобрительно закивали, не отрываясь от пирога, потом пили вино. На бутылке была французская этикетка, на которой гордо красовались три слова: «Кармел Мизрахи, Палестина».