Три женщины

Один из гостей рассказал историю этого вина. Рекламу вину сделал один хитрый виноторговец из поселения Ришон ле-Цион[793]. Он приехал в Каир с партией вина, зная, что там гастролирует с театром «Комеди Франсэз» сама Сарра Бернар. «Божественная Сарра», как назвал ее Гюго[794]. Торговец добился встречи со знаменитой актрисой, подарил ей бутылку «Кармел» и, когда актриса похвалила вино, упросил ее помочь своим еврейским собратьям в трудном деле рекламы. «Как?» — спросила Сарра Бернар. — «Давайте сделаем так: когда вы будете ехать в карете по Каиру, моя карета с бутылками вина выедет вам навстречу, и мы разыграем дорожное происшествие. Соберется толпа, газеты поднимут шум и упомянут „Кармел“». Сарра Бернар рассмеялась и согласилась. Наутро случилось «происшествие», и газеты в Египте и в Европе сообщили, что великая французская актриса, к счастью, осталась жива и невредима, а «неизвестный бородатый человек преподнес мадемуазель Бернар бутылку вина „Кармел Мизрахи, Палестина“».

Гостям понравилась эта история, и они продолжали вести неспешную беседу, пересыпая ее анекдотами. Кто-то заметил, что теперь сионизм станет легальным движением, раз конференцию почтил своим присутствием сам полковник Васильев. На это ему ответили, что не надо переоценивать барский либерализм, а все время молчавший хозяин дома признался, что разрешения на конференцию добилась Маня Вильбушевич. Наступила гробовая тишина.

— А не вы? — в один голос спросили после затянувшейся паузы удивленные гости.

— Нет. Я ездил в Петербург только получить его.

Он добавил, что главным условием, которое ему поставили в Департаменте полиции, было Манино присутствие на всех заседаниях конференции.

— Об этом условии, — пояснил Розенбаум, — я не имел права сказать даже на нашем внутреннем заседании.

Да, конечно. Манина работа в буфете была просто ширмой. Да, он встречался с правительственными и полицейскими чиновниками только на тайных квартирах. Они заботились о том, чтобы никто не видел еврея рядом с ними. В Петербурге ему разрешили находиться только один день.

— И впрямь не нужно переоценивать либерализм властей, — задумчиво произнес хозяин дома.

Розенбаум думал, что его откровения изменят отношение минских сионистов к Мане, но он ошибся.

* * *

Министр фон Плеве выгнал секретаря из кабинета. Оставшись один, он начал ходить вокруг стола и ругаться, как ломовой извозчик, проклиная свое доверие к жидам, которые обвели его вокруг пальца. Да и Зубатов хорош со своими заверениями. За один год мы избавимся от всех жидов! Черта с два от них избавишься! Давить их надо, давить!

Плеве посмотрел на государев портрет и поморщился. Ох, как не следовало торопиться с докладом Его Величеству, ох, как не следовало. И от этих зубатовских рабочих союзов только вред. Заводчики и фабриканты завалили его канцелярию жалобами на ЕНРП. А Зубатов: «Моя партия! Она у меня в руках!» Вот его партия и устраивает стачки да демонстрации, на власти и полицию плюет и вообще стала политической, такой же опасной, как все остальные. «Жиды не только меня, но и Зубатова обманули!» — злорадно подумал Плеве, но снова помрачнел и велел немедленно его вызвать.

Выйдя от Плеве, Зубатов телеграфировал Мане: «Срочно выезжайте Петербург», и Маня помчалась туда.

За все время их знакомства и совместной работы она никогда не видела его таким раздраженным.

— Что же это получается, голубушка? Вот протоколы. Вы же сами мне их передали. А что в них? — он схватил со стала пачку бумаг и начал лихорадочно листать. — Еврейская культура, еврейское воспитание, еврейское образование. А еврейская эмиграция из России где? Мы же о ней договаривались! Она где-то разок мелькнула — и больше ни гу-гу! Вы же присутствовали на этой конференции! — Зубатов повысил голос, чего раньше никогда не бывало. — Сионисты просто одержимы желанием насаждать еврейскую культуру здесь, в России! Какая уж тут массовая еврейская эмиграция!

Он резко швырнул протоколы на стол, быстро подошел к Мане и посмотрел ей прямо в глаза.

— Плеве вне себя от ярости. Он считает, что мы его просто надули. Он мне так и сказал. Да еще пообещал устроить евреям такую жизнь, что они и без всякого сионизма побегут из России, как тараканы. А у него слово не расходится с делом, я его хорошо знаю.

15

6 апреля 1903 года, в самый разгар христианской Пасхи, в Кишиневе разразился погром. Было убито сорок девять человек, ранено пятьсот восемьдесят шесть, разгромлено более полутора тысяч еврейских домов и лавок. Поводом к погрому стал кровавый навет в близлежащих Дубоссарах, а в Кишиневе погромные настроения разжигали редактор антисемитской газеты «Бессарабец» Петр Крушеван и начальник кишиневской охранки, который был связан с министром внутренних дел Плеве. О причастности Плеве к погрому граф Витте выразился так: