Три женщины

Маня благополучно добралась до Одессы. На вокзале ее встретила Бат-Циона Мирская, член «Поалей Цион». Они с Маней сели на извозчика, а ящики вез за ними другой извозчик. Так они приехали на квартиру в центре города. По заранее разработанному плану хозяева квартиры всей семьей отправились на дачу. Люди из организаций еврейской самообороны должны были каждый день приходить за своей частью оружия. Но уже через два часа вышедшая на разведку Бат-Циона сообщила, что дом окружен шпиками. Нужно отложить раздачу оружия. Бат-Циона ушла, а Маня на всякий случай переложила из сумочки в карман юбки крошечный пистолет с глушителем, полученный в подарок от бельгийских оружейников.

После полудня раздался звонок в дверь. Маня открыла и увидела страшно бледного молодого человека — вот-вот упадет в обморок. Он спросил, здесь ли живет студент Акимов. Маня ответила, что он ошибся адресом, но незнакомец упал-таки в обморок. Маня втащила его в коридор и начала отпаивать водой. Придя в себя, он стал рассказывать ей бесконечную историю о том, как жена сбежала от него с другом-революционером, студентом Акимовым. Он их давно ищет, уже остался без гроша, несколько дней крошки во рту не было. Говорил он долго, а потом тем же монотонным голосом, глядя Мане прямо в глаза, спросил как бы между прочим: «Вы не слышали, что в этот дом сегодня привезли ящики с оружием для революционеров?» Маня отшатнулась, и он тут же понял, что пришел по правильному адресу, а Маня поняла, что он ее разыграл и сейчас выдаст полиции. Когда он собрался уйти, Маня не раздумывая выхватила из кармана пистолет и выстрелила в него два раза. Незнакомец упал, глядя на Маню с тоскливым ужасом, и через несколько минут скончался.

«Я должна была решить, как избавиться от трупа, — вспоминала Маня. — В одной из комнат стоял большой шкаф с зимними вещами. Я его туда затащила и забросала одеялами. Хорошо вытерла следы крови и стала ждать Бат-Циону. Она пришла поздно вечером и сказала, что шпики ушли со двора и вокруг дома все тихо. Я ей рассказала, что случилось, и она до смерти перепугалась. Мы решили засунуть труп в один из ящиков из-под оружия, отвезти его завтра на железнодорожную станцию и отправить как товарный груз. Бат-Циона пошла позвать человека нам на помощь. Через час она вернулась с молодым, толстым и веселым плотником, который принес инструменты. Когда мы хотели засунуть труп в ящик, оказалось, что у него чересчур длинные ноги и надо их отрезать. Плотник вынул пилу и попросил меня помочь. Я наотрез отказалась. Он рассердился, начал ругаться, потому что ему пришлось все делать самому. А я дрожала всем телом и ничего не могла с собой поделать. В конце концов он закончил „работу“. Мы засунули труп вместе с отрезанными ногами в ящик, набросав туда соломы и нафталину. Стерли с ящика все следы его происхождения, и плотник наглухо забил крышку. Наутро я взяла грузчиков, отвезла ящик на станцию и отправила по вымышленному адресу. За три дня подруги Бат-Ционы развезли оружие по разным местам, и на этом окончилась моя миссия»[859].

В конце лета 1906 года, возвращаясь из России, Маня с удивлением поймала себя на мысли, что тоскует по дикой красоте Эрец-Исраэль, а может, еще больше — по Исраэлю Шохату, с которым не успела ни договорить, ни доспорить.

Они поженились в 1908 году. Маня Вильбушевич стала Маней Шохат, и началась новая эпопея в жизни этой незаурядной женщины.

21

В Палестине начала двадцатого века по равнинам Галилеи скакали на конях вооруженные евреи, одетые как арабы, и смачно матерились по-русски. Старожилы называли их «а идише козакн»[860]. Они бежали от погромов в России, а в Палестине на них нападали феллахи, которые их ненавидели. Но в России евреи были чужаками, а здесь они жили на своей земле, строили и защищали свои поселения, мостили дороги, осушали болота, сажали сады, а если молились, то своему Богу, и только песни пели русские.

В России часть евреев стали революционерами, ушли в подполье, отбывали сроки в тюрьмах, в ссылке, на каторге. Такой опыт пригодился тем из них, кому в Палестине приходилось все отвоевывать и добывать силой.

Одержимые идеалисты, они были готовы сами умереть за свои идеи и убить всех, кто мешал их осуществлению. Маня и Исраэль Шохат не составляли исключения.

Исраэлю был двадцать один год, а Мане — тридцать, когда они пошли «под хупу». Хупой служило натянутое на четыре штыка бело-голубое знамя созданной Исраэлем Шохатом организации еврейской самообороны «ха-Шомер». На знамени красовались ставшие девизом строчки из стихотворения Йехуды Коэна «Зелоты»[861]: «В крови и в огне пала Иудея, в крови и в огне она восстанет!»

В Эрец-Исраэль Маня Шохат была очень известной фигурой. Из России за ней шла слава храброй революционерки, вождя еврейской партии, участницы еврейской самообороны и террористки. Очень скоро вокруг супругов Шохат образовалось молодежное ядро.