Три жены

Через несколько часов, устав от размышлений и домыслов, она набрала рабочий номер телефона Марка.

– У него совещание. Что ему передать? – спросила молоденькая секретарша так, словно не узнала Регину.

– Светочка, он мне нужен срочно…

– Сегодня он просил не делать никаких исключений, – сказала Светочка извиняющимся тоном.

Рина положила трубку. Может быть, ей только померещился утренний разговор? Может быть, все идет как обычно? Тогда Марк должен вернуться вечером. И она принялась ждать…

Но Марк не вернулся ни вечером, ни на следующий день, ни через два дня. Регина впала в панику. Она позвонила на работу Даре и, стараясь говорить как можно спокойнее, попросила приехать вечером.

– Что-то с отцом?

– Успокойся, – раздраженно сказала Регина, – говорю тебе, приезжай. – Она бросила трубку.

Толку от Дары будет мало. Чем она может помочь? Да и захочет ли? Регина забеспокоилась. Они ведь как-никак прожили вместе двадцать лет. Это о чем-то да говорит! Она утирала ей нос, стирала ее грязное бельишко, кормила, помогала с уроками. Регина поморщилась: похоже на реестр заслуг. Нечего больше вспомнить. Дара была всегда папиной дочкой. А ее звала: «Ма». Словно брала это слово в кавычки. Даже тогда, когда и представления еще не имела о том, что такое кавычки.

Дара приехала вечером и, разумеется, ничем не помогла. Притащила с собой зачем-то мужа, один вид которого вызывал у Регины оскомину. Что она в нем нашла? А в заключение позвонил Антон и, едва ворочая языком, сообщил, что ночевать не явится. Все. Никого нет. Ах да, есть, правда, Капа в Энске. Но она не помощница. Ее без остатка поглощают проблемы многочисленных внуков, которых ей штампуют многочисленные дети. И потом, Капа всегда считала Регину неудачницей. Разумеется, сестра ни разу не сказала об этом вслух, но она-то видела…

Разговор с Дарой не принес облегчения.

– Никому не нужна! – рыдая говорила Регина.

– Ну что ты, что ты. – Дара гладила ее по голове.

Ну не ей же она нужна, в самом деле!

После звонка Антона Регина закрылась в своей комнате, взглянула в зеркало впервые за вечер. Лицо опухло от слез. Наплевать, пусть. Регина легла, но тут же снова встала. Намочила полотенце, приложила к лицу. Дара курит на кухне. Может быть, выйти к ней? Нет, Дара не поймет. Она ведь тоже ее никогда не понимала. Вот только однажды ей показалось, что… Но это ей только показалось.

15

Марк всегда мечтал перебраться в Ленинград. Технический прогресс отчаянно рвался вперед, а везде, где нужна была техника, нужен был и Марк. Работы в большом городе пропасть, но нужно было где-то зацепиться, обосноваться. Это не так просто – сложности с пропиской отняли бы кучу времени, а времени Марку никогда не хватало.

Приезжая по делам в Ленинград, он останавливался у двоюродной сестры матери – тетки Агриппины. Она принимала его с большим удовольствием, несмотря на то что оборвала отношения с сестрой лет шестьдесят назад. Агриппина собиралась разменивать девятый десяток, однако память имела крепкую, а в памяти прочно застряло убеждение, что сестра – стерва. Возникло это убеждение шестьдесят лет назад, когда она познакомила ее со своим кавалером. Кавалер пожаловал просить руки Агриппины у ее строгих родителей. Однако руки он ее в тот вечер так и не попросил, выпил шесть чашек чаю и все смотрел через стол на сестру. А через три дня они с ней тайно расписались.

Энск в то время был еще маленьким городком, а в маленьких городках люди часто встречаются. И те, кого видеть совсем не хочется, встречаются гораздо чаще, чем другие. Поэтому спустя восемь месяцев Агриппина, не в силах больше сталкиваться на улице с брюхатой и счастливой сестрой, уехала в Ленинград учиться и с тех пор в родных краях не появлялась. Она выучилась на медсестру и поступила в медицинский. Но тут началась война, и, узнав, что Андрей добровольцем ушел на фронт, она записалась в санитарный батальон. Четыре года, вытаскивая раненых из боя, она вглядывалась в их лица: «Не он ли?» Дом на Васильевском, где она жила, уцелел от бомбежки, и, вернувшись из освобожденной Европы, она через год получила от родителей первое письмо, откуда и узнала, что Андрей погиб через неделю после отправки на фронт. Зря она надеялась найти его столько лет, зря отказала молодому лейтенантику, мечтавшему увезти ее к маме в Саратов, зря…

С тех пор она работала в разных больницах днем и ночью. Сначала медсестрой, когда вышла на пенсию – санитаркой, потом, когда спина стала плохо гнуться и зрение совсем ослабло, – гардеробщицей. В семьдесят пять лет ее проводили на заслуженный отдых, и Агриппина сразу как-то постарела и скисла. Все, что она заработала, – тридцатиметровая комната в трехкомнатной коммуналке на Васильевском да пенсия, которой им с кошкой Маней хватало на двоих с лихвой.

Сына Андрея Агриппина обожала. Подслеповато щурясь, подолгу рассматривала его лицо. Нет, мало он взял от отца, больше от змеи-матери. Но что-то все-таки взял. Вот если не надевать очки, то силуэт Марка заставлял вздрагивать ее мхом поросшее сердце.