Три жены

Амнистия застала Сашку буквально на пороге освобождения, сократив срок отсидки всего на четыре месяца. «Арифметика богов» работала на него, но никакой радости от этого он не испытал. Вот если бы Жанна по-прежнему писала ему… Если бы она… Волк старался не думать о будущем. Одна мысль, что он может постучать в знакомую квартиру и застать там Жанну не одну, приводила его в бешенство. Перед глазами мелькали белые птахи, грозясь взвиться белым безумием. Он старался ни о чем не думать в поезде, под косыми взглядами проводников и пассажиров.

Дети, глядя на него, крепче прижимались к матерям, отворачивались, хныкали. Его сын тоже будет хныкать, понимал он. Тоже будет в ужасе отворачиваться.

Волк никогда не был взрослым. Там, на зоне, мужики вдвое старше него разговаривали с ним на равных. Но там был другой мир, там царили другие законы. А здесь, на воле, Сашка снова чувствовал себя ребенком. Все, что он помнил об этом мире, относилось к эпохе далекого детства. Он помнил, как заплетал косички сестре, как водил ее гулять, катал на велосипеде. Это было все, что он делал на воле когда-то… Теперь ему почти двадцать пять. Что делают люди в таком возрасте? Работают? Учатся? Волк расхохотался. Откуда-то всплыл образ сестры. Теперь он представлял ее взрослой, похожей на мать. Сердце тонуло в нежной патоке, Дара в одном носке разгуливала в его душе и вела с ним нескончаемые детские разговоры. Он засыпал, улыбаясь, под мерный стук колес, под опасливые взгляды своих плацкартных соседей…

Он отметился в милиции, где ему приказали в ближайшие три дня покинуть город. Подобрали какую-то работу в Киришах на химкомбинате. «Ясно, хотят побыстрее угробить», – решил Сашки. «Химия» вызывала у него весьма понятные ассоциации. Из милиции он сразу рванул в Тосно. Чем ближе подъезжал, тем бешенее колотилось его сердце. Даже зубы стучали, когда ехал в автобусе к дому Жанны. Открыл ему толстяк в белой майке, пахнущий «Тройным» одеколоном. Господи!

– Где Жанна? – процедил Волк сквозь зубы, наступая на толстяка.

Физиономия квартиранта пошла красными пятнами:

– Какая Жанна? Не знаю я никакой Жанны!

– Тебе напомнить? Ты у кого живешь?

– Я-а-а… у себя, то есть снимаю жилплощадь здесь.

Волк остановился, что-то соображая. Но тут за дверью комнаты Жанны послышалась какая-то возня. Толстяк отлетел в сторону, а Сашка распахнул дверь. Сердце его остановилось, дышать было нечем. Он уже понял, что убьет ее немедленно, сию же секунду… Последнее, что он успел заметить перед началом приступа, был дряблый белый живот незнакомой женщины, которая визжала как ненормальная…

У него еще хватило сил выбраться из квартиры и подняться на чердак. Там он упал, и белые всполохи заполонили сознание…

Волк отключился ненадолго. Постепенно выплывая из радужных кругов, он порадовался, что сумел вовремя справиться с собой. Сцена в квартире Жанны стояла у него перед глазами, но теперь Сашка испытывал чувство неимоверного облегчения. Жанна там больше не живет. Вот, возможно, почему она не писала. Теперь хорошо бы разузнать, где она и что с ней. Только вот как? Вернуться в квартиру? А что, если толстяк вызвал милицию после его вторжения? Ну уж дудки. Славный город Кириши пусть обходится без него. Ему нужно найти Жанну, посмотреть на сына. Сашка протер рукавом маленькое грязное окошко, из которого был виден тротуар, и принялся ждать. Вот толстяк быстро вышел из подъезда, остановился, закурил. А теперь выходит с сумочкой какая-то тетка в широкой юбке. Ага, нагнала толстяка, пошли рядышком. Значит, та самая. Сашка почувствовал легкую тошноту. Теперь мужчина в промасленной куртке входит в подъезд. Сашка метнулся к лестнице, засек квартиру. Не та. Хорошо. Дальше…

К вечеру на дорожке, ведущей к дому, показалась бабка с хозяйственной сумкой. Она возвращалась с рынка, где продавала потихоньку старые вещи, которые ей давали соседи. Сегодня день был удачный, продала почти все, за исключением синей вазочки в цветочек. Но кому она, собственно, нужна, треснувшая? Сашка подошел к лестнице посмотреть: в какую квартиру направляется старуха. Первый этаж, второй… Надо же, как медленно тащится. В двери звякнул ключ.

Бабка закрывала за собой дверь, когда та за что-то зацепилась и застряла. Нагнувшись и чертыхаясь, она повернулась посмотреть, что же там такое, и увидела, что дверь не пускает чья-то нога.

– Батюшки святы! – подняла глаза бабка.

– Не бойся, не съем!

Бабка шевелила от ужаса губами, но вдруг поджала их и сузила глаза.

– Тебе чего надо? – спросила она визгливым тоном.

– Жанну.

– А-а-а, – протянула бабка осуждающе, – опомнился! Жанну ему подавай! Где ж ты, милок, раньше-то был?

– Поди знаешь где, – хмыкнул Волк, продолжая сверлить ее взглядом.

– Нету тут давно твоей Жанны. В город переехала. Все. С концами.

– И куда?

– А я почем знаю. Мне она не рассказывала.

– Давно ее видела в последний раз?

– Да уж года два как…

– Ой врешь, бабка! А толстый – кто это?

– Побывал уже, – вздохнула бабка. – Чего тебе толстый-то сдался? Родственник он мой дальний.

– А он говорит – квартирант.

– Ну и что с того?