Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

Это был один из последних партийных съездов, на котором развернулась резкая дискуссия — вплоть до зубодробительного тезиса «Я пришел к убеждению, что Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба», который произнес главный оппонент Рыкова последних двух лет, взявший на себя роль возмутителя спокойствия. Он претендовал и на первенство в исполнительной власти, и на важную роль в иерархии ВКП(б) — ведь Каменев сохранял особый авторитет и среди московских большевиков. Остроту ситуации придавали воспоминания о том, что еще совсем недавно Зиновьев и Каменев вместе со Сталиным боролись с Троцким. Рыков тогда считался их союзником, хотя решающего участия в этой схватке не принимал. Но на XIV съезде именно он оказался в эпицентре ристалища.

Алексей Иванович, как и Бухарин, отчетливо поддержал Сталина в борьбе с «новой оппозицией», с «ленинградцами» и Каменевым. Интересы Рыкова и Сталина в тот год объективно совпадали: Каменев явно был настроен атаковать НЭП, хотя и с оговорками, что борется не с самой новой экономической политикой, а с непониманием того вреда, который она наносит большевикам, которые могут проиграть бой буржуазии. Его пространной речи не хватало прямоты и четкости формулировок, он старался представить себя неким эмиссаром партийного большинства, которое недовольно угаром НЭПа, забвением революционных идеалов. Большинства, а не оппозиции.

Рыков отвечал резко, с азартом, бил по оппозиции прицельно и с ироническими поворотами — и встречал его партийный форум стоя, овацией: «На глазах у всего съезда обнаружилась исключительная путаница в выступлениях лидеров оппозиции. Надежда Константиновна поддерживает т.т. Каменева и Зиновьева с точки зрения сочувствия к „бедным и угнетенным“ (смех). Тов. Сокольников поддерживает их „справа“, с той точки зрения, что у нас-де опасностей очень много: так как опасностей много, строительство социализма затрудняется, надо уступить еще». «Зиновьев здесь упрекал кого-то за то, что середняка не считают за буржуа, а он на самом деле буржуа. Ну, а мелкий крестьянин — пролетарий, что ли?»[112] Смешно? Не без этого. По крайней мере, аудитория одобрительно хохотала.

Конечно, такой метод дискуссии уязвим: Рыков придирался к мелким противоречиям оппонентов и высмеивал их. Во многом это была ленинская манера. Но за такими тактическими маневрами он не забывал и о главном — поддерживать НЭП, поддерживать обогащение крестьянина. Хотя, как ни странно, НЭП не стал тогда главной темой съезда, но Зиновьев и Каменев, конечно, не удержались, совершили на него несколько наскоков.

Да, он иронически позабавился и над своей давней знакомой — Надеждой Константиновной, которая меньше двух лет назад похоронила мужа и все еще не могла подняться от этого удара. Но такова была традиция большевиков — посмеиваться можно над всеми и всегда. Можно сказать, на глазах всего Советского Союза — ведь стенографические отчеты съездов зачитывались в коллективах. Думаю, и товарищ Крупская не слишком обиделась на старого приятеля, над шутками которого когда-то (и не столь уж давно!) смеялась на улице Мари-Роз. Другое дело, что время этой традиции подходило к финалу — и скоро политика станет куда более «подпольной», скрытой от посторонних глаз. Именно тогда Уинстон Черчилль сравнил споры советской властной элиты со схваткой бульдогов «под ковров». А пока — Рыков критиковал и открытых противников, и возможных союзников, не считаясь с чинами и положением в партии.

Зиновьев в своей речи не без язвительности заметил, что Россия, благодаря НЭПу, еще не стала социалистической, но уже стала сытой. Рыков крепко ухватился за эту формулировку! Мол, нас упрекают в преувеличении успехов НЭПа, но на такое дикое преувеличение решился только Зиновьев… На самом деле до сытости, конечно, было еще далеко. Страна им досталась полуголодная, в то время об этом говорили и писали открыто.