Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

8. «Я передаю метлу товарищу Сталину!»

В середине 1920-х, когда стало очевидно, что Сталин добился больших успехов в укреплении подконтрольного ему аппарата, в нем уже видели «красного Бонапарта». И многим «старым большевикам» казалось, что Рыков не сможет работать в условиях усиление власти генсека… Правда, такой скепсис был присущ исключительно противникам Рыкова, которые были заинтересованы в конфликте между генеральным секретарем и председателем Совнаркома. Слухами о скорой отставке Рыкова действительно земля полнилась.

В сентябре 1926 года Троцкий писал: «Совершенно ясно, что ни Томский, ни Рыков, ни Бухарин — по своему прошлому, по авторитету своему и пр. — не могут и не способны играть при Сталине ту роль, какую играют при нем Угланов, Каганович, Петровский и пр. Отсечение нынешней оппозиции означало бы неизбежное фактическое превращение в оппозицию остатков старой группы в ЦК. На очередь встала бы новая дискуссия… Только бездарный тупица может не видеть неизбежности этой перспективы»[128].

^{Голосование на 15-м съезде ВКП(б). 1927 год [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 115]}

Здесь Троцкий, не сомневавшийся, что генеральный секретарь ведет дело к личной диктатуре, в своем эмоциональном стиле нащупывал контуры будущего противостояния Сталина с новыми оппозиционерами.

Стоит напомнить и ту реплику, которую в июле 1926 года на Пленуме ЦК и ЦКК Зиновьев публично бросил Томскому: «Не вышло бы у тебя, товарищ Томский, кое с кем каких-нибудь споров». Намек был достаточно прозрачным.

В 1927 году тот же Зиновьев уже обходился без намеков. Тогда, в июне, давая показания комиссии ЦКК, он прямо говорил: «План его (Сталина — прим. А. З.) заключается в том, чтобы исключить ленинское крыло из партии, разослать кого куда, а потом начать исключать рыковцев. Вы сейчас можете прочитать в парижской газете — органе французских фабрикантов и заводчиков — подробнейший анализ этого плана Сталина, написанный на основе анализа литературы нашей партии. Люди видят этот план Сталина удалить Рыкова — даже из Парижа».

Показательна и бурная реакция генсека. В письме Молотову от 23 июня решительно протестуя против превращения комиссии по обвинению Троцкого и Зиновьева «в трибуну по обвинению ЦК и КИ с заострением „дела“ против Сталина», последний заключил: «Получается впечатление сплошного конфуза для ЦКК». В то время отставка Рыкова в планы Сталина не входила: она скорее сыграла бы на руку его противникам слева. И Алексею Ивановичу дали возможность побороться за место под солнцем.

^{На XV партсъезде. 1927 год [РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 93]}

Общественного темперамента, по меркам того времени, Рыкову не хватало, но он не чурался политической борьбы, никогда не был чисто техническим премьером. При его партийном стаже и разнообразном опыте это неудивительно. Да и не мог второй человек в стране не участвовать в партийных дискуссиях, которые всякий раз завершались отсечением от власти той или иной группы фракционеров. Нередко Рыков — неизменный активный участник съездов, конференций и пленумов ВКП(б) — выглядел не просто участником, а одним из инициаторов этой борьбы за чистоту партийных рядов.

Рыков с жаром боролся со своими старыми недоброжелателями на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года.

Всем особенно запомнился такой эпизод. Сталинградский рабочий-металлист Панкратов прямо на трибуне достал из футляра стальную метлу со словами: «Рабочие-металлисты Сталинграда надеются, что ХV партсъезд сметет оппозицию вот этой жесткой метлой». Грянули овации. Председательствовавший Рыков проворно подхватил эту метлу и сказал, немного заикаясь, но уверенно — так, чтобы слышал весь зал: «Я передаю эту метлу товарищу Сталину, пусть он выметает ею наших врагов». Овации усилились, Рыков сиял. Этот жест, эту реплику запомнили все присутствующие — в том числе Никита Хрущев, один из молодых делегатов съезда.

^{Делегаты XV партсъезда [РГАКФД]}