Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

6 января 1928 года от имени Политбюро ВКП(б) секретариат ЦК направил парторганизациям на местах «чрезвычайные директивы» об изымании хлеба у крестьян. Специальные заградительные отряды должны были блокировать хлебозаготовительные районы и отбирать хлеб. Попытки реализовать его рыночным путем трактовались как спекуляция, уголовное преступление. Бедняки, как и в пору военного коммунизма, получили привилегию в виде 25 % конфискованного хлеба — и снова стали опорой власти в деревне. За это решение Политбюро проголосовало единогласно. Другое дело, что Рыков считал эту меру действительно чрезвычайной и единовременной, а Микоян, Каганович и некоторые другие выступали за более широкое использование конфискационной политики. Сам Сталин той же зимой отправился в командировку в Сибирь, где хлебозаготовки шли скверно. В итоге те самые 100 миллионов пудов собрать удалось, но и крестьянские мятежи насчитывались десятками — как в царские времена, когда их называли «аграрными беспорядками». Первым громким выступлением оппозиции стало совещание руководителей Московской парторганизации, которую возглавлял Николай Угланов, осудивший «перегибы», допущенные при хлебозаготовках. Угланов — по собственному свидетельству — донес эту точку зрения до Сталина, но не убедил его.

^{Рыков, Ворошилов, Сталин и другие в президиуме VIII съезда профсоюзов. 1928 год [РГАКФД]}

25 апреля секретариат ЦК издал директиву об усилении кампании хлебозаготовок. Партия взяла курс на борьбу с кулаками. 16 мая было принято обращение ЦК «За социалистическое переустройство деревни», допускавшее раскулачивание — ликвидацию зажиточных крестьянских хозяйств, раздачу имущества беднякам и выселение кулаков. Деревня ответила вспышкой восстаний: 185 — в мае, более 220 — в июне. Их удалось подавить, но долго ли можно так управлять крестьянской, все еще крестьянской страной?

В марте стало ясно, что сторонники чрезвычайных мер намерены переложить ответственность за все неудачи и рыночной, и чрезвычайной политики в деревне на Рыкова. Определились и противники «завинчивания гаек» — умеренные, которых уже называли правыми. Рыков, Бухарин, Угланов. Колебался и Калинин.

В начале марта, на заседании Политбюро, Молотов резко критиковал очередной промфинплан — детище Совнаркома и Госплана. Рыков тогда, может быть, впервые ощутил, что его авторитет серьезно пошатнулся, — и понимал, что Молотов никогда бы не решился на такое выступление, не имея поддержки в партийном руководстве. В пылу дискуссии Рыков повторил ленинский финт — заявил, что готов уйти в отставку. Все члены Политбюро, включая Сталина, решительно воспротивились этому порыву предсовнаркома. А если бы тогда он все-таки ушел?

2. Кризис политического стиля