Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

Пленум, который готовили на редкость тщательно, в итоге перенесли еще раз — на 17 декабря — и придали ему статус объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б). Первые дни работы крупного партийного форума вроде бы не предвещали смещения председателя Совнаркома. Только 19 декабря проявились тревожные для Рыкова признаки: во время его выступления в прениях по докладу Куйбышева о контрольных цифрах на 1931 год ему пришлось выслушать несколько резких реплик — в основном с требованиями покаяться. Аудитория явно показывала, что Рыков стал для ЦК чужаком. Алексей Иванович снова и снова упрямо говорил о своей приверженности генеральной линии партии, но спасти ситуацию уже не мог.

Незавидную роль буревестника на этот раз взял на себя давний критик председателя Совнаркома Куйбышев, твердо заявивший о недопустимости сохранения Рыкова на высоком посту: «То обстоятельство, что тов. Рыков не стал в ряды активных борцов за генеральную линию, не стал борцом против системы взглядов, вредность которой он сам признал, показывает, что такая щелка есть, пока тов.

Рыков возглавляет соваппарат… Так дальше продолжаться не может». Тут уж даже товарищи из глубинки, не посвященные в планы Сталина, всё поняли. И уже никто не удивлялся, когда могущественный генеральный секретарь ЦК Компартии Украины Станислав Косиор предложил освободить Рыкова от обязанностей председателя Совнаркома СССР и члена Политбюро, утвердив новым председателем СНК Молотова, а членом Политбюро Орджоникидзе. Слова Косиора, что при Рыкове партия и правительство не могут быть единым кулаком, прозвучали веско. Его предложения приняли единогласно. Все прошло буднично, слаженно, как по маслу, без прямого участия Сталина и даже Молотова. За один день — 19 декабря 1930 года. День, полностью изменивший судьбу Рыкова. В 1931 году началась его третья жизнь — не просто второстепенного руководителя, но обреченного. Обреченного на критику и — в конечном итоге — устранение из партии. Тогда Рыков считал, что возможны и другие варианты — включая поражение группы Сталина. Но история выбрала сценарий, в котором после смещения с поста председателя Совнаркома Алексей Рыков начал превращаться в парию. Формировалось новое руководство Совнаркома, которое можно условно назвать правительством Молотова — Орджоникидзе.

^{Та самая речь Косиора. 19 декабря 1930 года [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 453. Л. 194]}

Но уход Рыкова с ленинской должности нельзя объяснять только раскладом сил в политической борьбе и усилением группы Сталина, которой в 1930 году уже не требовались союзники с правого (как и с левого) фланга. Вместе с Рыковым проиграла сама идея НЭПа, становившаяся все более непопулярной в обществе, особенно среди комсомольской и партийной молодежи. В НЭПе оказалось маловато романтики, героики. А Сталину удалось сформулировать амбициозную, революционную цель — за несколько лет догнать развитые страны по индустриализации. Магнитка, Днепрогэс, Турксиб — всем этим, как известно, много занимался Рыков. Но для миллионов людей эти великие стройки, привлекавшие «революционным размахом», были связаны с политикой Сталина, с его курсом. Оттенков общественное мнение не замечало, и Рыков заработал репутацию оппонента индустриализации.

^{Народный комиссар социального обеспечения РСФСР Иосиф Наговицын. 1931 год [РГАКФД]}

В отставку «ушли» не только Рыкова, но и рыковцев. Система исполнительной власти поменялась кардинально. И по духу, и по кадрам. Управляющего делами Совнаркома Николая Горбунова, который занимал эту должность с ленинских времен, сменил Платон Керженцев. Усилил свое положение Анастас Микоян. При Рыкове он возглавлял Наркомат внешней и внутренней торговли, который теперь реорганизовали в более мощный Наркомат снабжения.

Из рыковских выдвиженцев портфель наркома сохранил, пожалуй, только Иосиф Алексеевич Наговицын — личность, на первый взгляд, малозаметная, но для советского правительства тех лет характерная. Потомственный крестьянин, участник революции 1905 года, проведший несколько лет в эмиграции, после 1917 года он показал себя дельным администратором. Некоторое время работал в Наркомпросе: возглавлял Совет по просвещению национальных меньшинств. В 1926 году, с согласия Рыкова, стал наркомом социального обеспечения РСФСР. В то время Наговицыну не было и сорока, но он страдал от болезни легких и нередко отбывал в отпуска на лечение. При этом ему удалось сработаться и с Рыковым, и с Молотовым, и с Сырцовым, и с Сулимовым — и Наговицын удержался на своем посту до 1937 года, когда Совнарком РСФСР уже возглавлял Николай Булганин. И формой отставки стал не расстрел, а смерть в комфортабельном санатории «Горное солнце» в Мисхоре, от туберкулеза. Редкий случай для этого поколения наркомов — для тех, на кого делал ставку Рыков.