Три жизни Красина

Иногда в течение целого дня он не может покинуть кабинет. Одолевают посетители, самые разные, вежливые и нахальные, доброжелательные и откровенно ненавидящие, дипломаты, дельцы, журналисты, писатели, артисты, учёные.

А вот сегодня заявился «Исполнительный комитет держателей русских бумаг» в полном составе.

В огромном кабинете посла сразу стало тесно, не хватило кресел. Леонид Борисович с любопытством вглядывается в лица. Они пришли к послу с требованиями и хотят выглядеть респектабельными буржуа. Но кое у кого костюмы попахивают нафталином. Среди этих тридцати-сорока человек, сгрудившихся вокруг его стола, есть и просто разорившиеся рантье. Их легко узнать по лихорадочным и жадным глазам, нервному подёргиванию рук и губ.

Председатель комитета, видимо, заранее выучил свою речь, говорит гладко, с потугами на красноречие. Но под конец сбивается с тона и начинает повизгивать. Смысл речи прост — компенсируйте потери, понесённые держателями русских бумаг. Председатель умолк, тяжело отдуваясь.

Наступила напряжённая тишина. Леонид Борисович понимал, что от него ждут, если не обещания, то хотя бы обнадёживающего намёка. А ведь он не готовился к выступлению, этот «исполком» нагрянул экспромтом.

Что же, он ответит им тоже экспромтом. Только вот говорить приходится по-французски. Значит, он особенно должен следить за собой. Как-никак, язык-то чужой.

Он говорил веско, остроумно и не старался сглаживать острые углы.

Компенсация? Убыток? А разве народы России не понесли убытков? Разве французские рантье не поддерживали своё правительство, осуществлявшее интервенцию? Кто возместит эти убытки? Франция? Она не настолько богата. И разве Россия требует компенсаций? Нет, Советское правительство считает, что все долги погашены событиями. Значит, о платежах и речи быть не может.

Ещё несколько минут назад существовал «исполнительный комитет», и вот его уже нет, хотя председатель и пытается возражать Красину. Но к чему всё это? Красин готов побеседовать на другие темы, более реалистические, к примеру о товарообмене, сделках с частными фирмами.

Члены «исполкома» подавлены. Им наотрез отказали в платежах. Красин фактически распустил не им созданную организацию.

Красин вежливо прощается. Его ждут другие дела.

И снова солнечное утро. Красин распахивает двери балкона.

Хорошо этим французам, благодатный климат — зима, а балкон открывать можно. Оттого и хозяйство у них крепкое. На одном топливе какая экономия. Вот народ — живёт и не знает, что такое топливный кризис.

Журналисты словно сговорились. Приехали все вместе, да ещё с утра пораньше.

Леонид Борисович хотел было принять всех разом в кабинете, но Аросев с сомнением покачал головой:

— Ничего не выйдет, их там куча, и каждый рвётся ухватить информацию, интересующую только его газету. Общая пресс-конференция их явно не устроит.

— Ладно, шут с ними, давайте по одному...

Журналистов предупредили, что посол очень загружен, поэтому сможет ответить каждому не более, чем на один-два вопроса.

Как только из кабинета выходит очередной репортёр, те, кто ещё томится в приёмной, жадно набрасываются с расспросами. Их интересует посол, его привычки, манера разговаривать.

Корреспондент «Либерасьен» разводит руками:

— Ему невозможно возражать. А ведь француза хлебом не корми, только дай ему поспорить. Пока он говорил, у меня на языке вертелись преотличнейшие аргументы, но он смотрит на вас такими открытыми глазами, что все мои возражения испарились, как дым.

Корреспондент, удивлённый, даже обескураженный, проталкивается к выходу. А журналисты уже окружили маленького, кругленького «короля репортажа» из «Монда».

Вытирая лысину цветным платком, тот с восхищением тараторит:

— Непостижимо! Нет, это чёрт знает что такое! Представьте, он убеждён, что французские промышленники должны организовать большую поездку в СССР и на месте убедиться в возможности завязать деловые отношения с этой страной.

О, я журналист, и поэтому меня-то он не убедил, но будь я промышленником или коммерсантом, поехал бы, непременно поехал. Маг! Чародей! Но бог мой, какую же информацию дать мне в свою газету?

Последний представитель прессы тихо прикрыл за собой дверь. Красин подошёл к балкону, отдёрнул штору. В кабинет ворвался яркий луч солнца. Хорошо! Но почему на улице де Греннель такое оживление? Какие-то странного вида типы заглядывают во двор посольства...

Вот незадача, из-за этих корреспондентов он чуть не забыл о важном церемониале — подъёме флага. Красный флаг в центре Парижа! Его нужно поднять со всей торжественностью, как это делают на военных кораблях.

Красин подошёл к окну, выходящему во двор. Так и есть, вся маленькая советская колония уже в сборе. Оркестр настраивает инструменты.

У парадных дверей Леонида Борисовича поджидают дети. Не успел он появиться, как они повисли у него на руках. Эти сорванцы знают, что посол не прогонит их, всегда найдёт для малышей и весёлую шутку и конфету.

Смеются дети, смеются довольные родители.

Оркестр грянул «Интернационал», и на флагшток взвился государственный флаг СССР — красный флаг с серпом и молотом...