В ответ с улицы раздался злобный вой, свистки. На какое-то мгновение они заглушили оркестр. Белогвардейский Париж устроил кошачий концерт.
Гимн кончился. Слышнее стала беснующаяся улица. Красин невозмутимо повернулся к ней спиной, снял пенсне, защёлкнул футляр.
— Товарищи, в самом центре Европы мы сейчас подняли наш красный флаг!..
Улица взревела, хотя никто из хулиганов, наверное, и не слышал ни одного слова Красина. Леонид Борисович не обращал внимания на белогвардейских молодчиков. Спокойно, немного сурово закончил своё выступление. И снова грянул «Интернационал». Но на сей раз оркестр перекрыл выкрики и свистки бесновавшихся монархистов. «Запоздавшие» полицейские очищали улицу.
А Леонид Борисович уже в саду. И снова его полонили дети. Сегодня посол их «добыча», и они не скоро выпустят его из рук.
Каждый вечер, когда на улицы наползают серо-голубые сумерки, из парадной двери посольства на рю де Греннель выходит высокий, худощавый человек, с утомлённым лицом. Несколько секунд он стоит задумавшись, потом решительно ступает на тротуар. Иногда его путь лежит к авеню де ля Бурдоне, на Марсово поле, к Эйфелевой башне. Но чаще он направляется к бульвару де ля Тур-Мобур и к Дому инвалидов, чтобы потом проследовать на набережную Д’Орсе.
На этой набережной ему часто приходится бывать и днём — ведь здесь Министерство иностранных дел Франции, а рядом Палата депутатов. Там он ещё не был, но уже через неделю после его приезда в Париж палата дала о себе знать.
Депутат Поль Фор выплеснул с трибуны палаты ушат клеветы на советского посла. С каким восторгом правая и белоэмигрантская пресса подхватила сплетни. «Красин был в составе делегации русских промышленников, обратившихся в феврале 1917 года к князю Львову с требованием драконовских мер против бастующих рабочих».
«А жена Красина и его дочери за семь лет, прошедших со дня русской революции, так и не захотели посетить Россию».
Пусть себе! Конечно, Фор не стал бы обрушиваться на Красина, если бы он действительно был в составе пресловутой делегации.
Девочки скоро приедут в Париж, и он должен за эти оставшиеся несколько дней разведать самые захолустные кварталы города. На Елисейские Поля, в Лувр, в сад Тюильри они съездят на машине. А к Собору Парижской богоматери, цветочному рынку он поведёт их пешком, обязательно пешком.
Тускло горят фонари на набережной Сены. В декабре здесь почти не видно влюблённых. Студёно, неуютно. От винных подвалов на набережной Сан-Бернар несёт терпким и кислым запахом, даже слегка кружится голова.
Красин поворачивает обратно и чуть не сталкивается с третьим секретарём посольства.
— А вы почему здесь?
Секретарь хотел отговориться. Но разве можно соврать Красину?
— Сегодня моя очередь сопровождать вас, Леонид Борисович!
— Разве я поехал на официальный приём?
— Когда вы отправляетесь на приём, вас охраняют ажаны.
Красин не на шутку рассержен. Этого ещё не хватало! Не иначе, Волин, в сговоре с Любовью Васильевной, учредил охрану.
— Леонид Борисович, вы напрасно сердитесь. Только вчера у здания посольства задержали какого-то типа, пытавшегося проникнуть в дом. В кармане у него обнаружили револьвер... Вам нельзя одному разгуливать по Парижу — это может плохо кончиться.
— Вздор! Ничего подобного, они — вся эта белогвардейщина — подлецы, трусы, просто трусы...
— Вы ошибаетесь, среди них всегда найдутся фанатики!
Красин не стал спорить, хотя его так и подмывало спросить, а что бы сделал этот молодой человек, если бы в Красина стреляли? А?
Леонид Борисович улыбнулся — всё-таки хорошие товарищи, хорошие друзья работают в посольстве.
Бывший президент Франции Мильеран, вынужденный досрочно уйти в отставку в связи с победой на майских выборах «левого блока», не пропускал ни одной возможности, чтобы задеть Эррио. Эррио в предвыборной программе одним из пунктов поставил нормализацию отношений с Россией. Теперь в Париж, как триумфатор, въехал Красин.
Мильеран ринулся в бой.
«...Я спрашиваю: в силу какой преступной аберрации в момент, когда раненая, хотя и победоносная Франция так нуждается в отдыхе, спокойствии и мире, в силу какой преступной аберрации правительство установило в центре Парижа, под красным знаменем серпа и молота, главную квартиру революции...»
Уж если сам бывший президент говорит так, без дипломатических экивоков, белогвардейцы решили, что настал момент действовать. Их кормили обещаниями нового «крестового похода» против Советов, их терпели. Теперь они покажут свою непримиримость. И как знать, может быть, револьверный выстрел в Красина отзовётся таким же эхом, как выстрел Гаврилы Принципа в эрцгерцога Франца-Фердинанда. Дай-то бог!
Около дома под красным флагом никогда не бывает безлюдно. Шатаются праздные зеваки, подкупленные хулиганы — общество в основном мужское. Женщины с улицы де Греннель предпочитают ходить по противоположной стороне.