Три жизни Тани

— Последнее легко выяснить, разумных рас во вселенной ограниченное количество, — заметил Гордеон. — Рыжая, ты кивни, когда я дойду до верного варианта, я начну с самых распространенных видов. Оборотень? Эльф? Человек?

Таня кивнула. Гордеон понизил голос и сочувствующе спросил:

— Твоё родное человеческое тело погибло?

Снова кивнув, Таня не удержала слезинку. Сжала зубы и новых слёз не появилось. Запах собравшихся так переполнился сочувствием, что трудно было не расплакаться навзрыд.

Таня опустила голову, напоминая себе: «Служебная полицейская собака! Спасение людей! Наказание для Набарра!» Личное счастье ей никогда не светило: ни на Земле после катастрофы, ни здесь. Тут она хотя бы не прикована к постели.

Гордеон начал было выяснять, на какой планете жила Таня, но блондинка оттёрла его в сторону.

— Ой, шеф, ну что вы за оборотень такой! Не видите, что девочка переживает?! — возмущенно высказалась Амели. — Рыжая, ты не думай, что мы тебя вот так в собачьем теле навсегда и оставим, есть много разных вариантов! Можно вырастить биологический клон твоего прежнего тела, если найдём образцы его ДНК, — это будет полная копия, неотличимая и полноценная. И детей иметь сможешь, и спортом заниматься, и всё, что угодно делать! Если твоей ДНК не найдём, то создадим другое тело на твой выбор — в полиции огромный банк всевозможных наборов ДНК, можем хоть эльфийку из тебя сотворить. Есть вариант искусственного тела и кибернетического организма — они долговечнее, но для молодой девушки это спорный выбор. Законом запрещено искусственное продление жизни за счёт смены тел, но твой случай подпадает под статью о жертве преступления, так что не переживай, вернём тебе человеческое тело!

Таня не успела испытать безумную радость от обещаний блондинки: её буквально убили слова, хладнокровно произнесённые Гордеоном:

— Не думаю, что есть необходимость возвращать ей человеческое тело.

Глава 38, о доверии и равноправии

Нет, она ослышалась!

Кто угодно мог произнести такие слова, но только не Гордеон! Не её Чёрный, сам столкнувшийся с насильственным удержанием в звериной форме! Он не может обречь её на пожизненное заключение в шкуре неразумного существа, если есть возможность для возвращения к нормальной человеческой жизни! Таня просто не верила своим ушам!

«Ты готов оставить меня домашней зверюшкой?!!» — молчаливо кричал её горестный, смятенный взгляд, обращенный на Гордеона.

— Рыжая, ты наотмашь бьёшь своими чувствами, — с упрёком сказал Хвар, сильно сморщившись.

Тане не было дела до лысого змея, не нравится — не нюхай. Она с зародившимся недоверием смотрела на Гордеона, склонившего к ней голову и негромко спросившего:

— Разве я когда-то давал тебе повод думать обо мне настолько плохо? Разве я когда-то предавал тебя? Ты обиделась, когда я предлагал тебе бежать из клетки в одиночку, хоть это было вполне разумное предложение, а теперь сама подозреваешь меня в гадких намерениях.

От Гордеона в самом деле повеяло благородным негодованием, словно Таня уязвила его в самую душу. Он пытливо смотрел на неё, ожидая её выбора между абсолютной верой и подозрением: не объясняя своих слов, не обещая светлого будущего, он просто ждал.

Под ясным жёлтым взглядом Танино потрясение развеялось, ей стало совестно за свои домыслы. Звериная сторона её натуры быстрее человеческого разума вникла в ситуацию и отреагировала на чувства хозяйки: собачье тело припало на лапы, прижало уши и заелозило хвостом по полу, всем видом выражая глубочайшее раскаяние. Виноватая морда колхи выглядела настолько комично, что полицейские рассмеялись, а лицо Горда смягчилось, солнечный цвет его глаз разбавили мятно-зелёные искорки.

— Ты ещё совсем молоденькая, да? — как-то грустно вздохнул он.

Тане не понравился вопрос, но она не имела возможности начать дискуссию, что степень взрослости человека далеко не всегда определяется его возрастом. Поэтому она молча кивнула, подтверждая, что не является древней и мудрой старушкой.

Закрыть вопрос возраста не дал Хвар. Лысый оборотень шагнул к Тане и настойчиво спросил:

— Двадцать пять лет стукнуть успело?

Таня отрицательно дёрнула ушами, удивляясь странности и несвоевременности допроса. Какая разница, сколько ей лет? Ясно же, что она не дитё малое!

Хвар поджал и без того тонкие губы, Амели ехидно протянула нечто вроде «не повезло», от окружающих опять повеяло сочувствием. К ней или не к ней? И почему? Неужели согласно закону операцию по переносу сознания можно пройти не раньше двадцати пяти лет?!

— Тебе больше двадцати? — продолжил спрашивать Хвар, доказывая, что вопрос возраста чем-то важен. — Девятнадцать? Что-то ты замедлилась с ответом… Восемнадцать было?

Таня уверенно кивнула, и Хвар сделал верный вывод: