Три жизни жаворонка

Голос у Бориса был хмельной, тягучий. Стало быть, обед прошел успешно, гости остались довольны. Быстро смахнула слезы, подпудрила щеки, нацепила на лицо сытую бездумную улыбку. Моргнула длинными ресницами, последний раз глянула на себя в зеркало. Вперед, куколка, знай свое дело…

Один из дядек долго мусолил ее руку галантным прощальным поцелуем. Настя руку не выдергивала, стояла, терпела, мило улыбаясь. Другой дядька руку мусолить не стал, послал ей воздушный поцелуй, томно прикрыв хмельные глаза.

Фу. Противно. Зато можно снова уйти наверх. И стянуть с себя наконец это обтягивающее платье, тоже противное. И косметику с лица смыть… А еще лучше – встать под душ и стоять под тугими струями долго, долго…

Когда была в душе, не слышала, что Борис поднялся вслед за ней в спальню. Вышла, увидела его… Стоит лицом к окну, перекатываясь с пятки на носок. По его спине Настя поняла – недоволен…

Обернулся. Так и есть, лицо сердитое. И сразу вопрос недовольный – в лоб:

– Почему лицо опять было зареванное, когда гостей провожала? Думаешь, я не увидел? Или думаешь, мои гости ничего не увидели, да? Ты чего меня позоришь, а? Говори, чего рыдала опять?

– Я… Я не рыдала…

Сказала и снова чуть не заплакала, губы задрожали предательски. Борис фыркнул, отвернулся к окну. Но тут же снова обернулся к ней, спросил тихо, но с гневливым напором:

– Ну что, что опять не так, Настя? Ну скажи, чего тебе не хватает? Живешь как барыня, ни в чем отказу нет… Можешь ты мне хотя бы раз объяснить внятно, что с тобой не так? Обидел я тебя чем? Бью смертным боем? Голодом морю? Из дома не выпускаю?

– Нет… Нет, Борис, нет…

– А что тогда? Объясни!

– Я… Я просто по сыну скучаю, Борис. Я думала, сегодня увижу его…

– Можно подумать, ты за тридевять земель от своего сына живешь! Каждый ведь день туда бегаешь, я знаю! Только не понимаю – зачем… Зачем такие страдания, когда ты знаешь, что он за бабкиной спиной как за каменной стеной… Или я денег для твоих родственников жалею, скажи?

– Нет… Что ты…

– Громче скажи!

– Нет! Не жалеешь!

– Вот именно – не жалею! Другая бы радовалась да благодарила, да страданий бессмысленных не устраивала, а ты… Как курица за яйцом носишься, будто и без тебя то яйцо некому высидеть… Нет, я понимаю, конечно, материнский инстинкт и все такое… Но не до крайней же степени! Надо ведь и разумную меру знать! Тем более если тебя просят… Разве я много от тебя хочу? Ну что, что тебя не устраивает, скажи?

– Меня все устраивает, Борис. Я больше не буду плакать, обещаю. Я постараюсь. Можно, я на кухню пойду, помогу тете Марусе убраться?

– Еще чего… Зря я деньги ей плачу, что ли? Сама все уберет. Или ты от меня сбежать хочешь?

– Нет, что ты…

– Да знаю, что хочешь. Знаю, не любишь меня, просто терпишь. Ну и терпи на здоровье, что ж… Меня все устраивает…

Он шагнул к ней, с силой притянул к себе, дохнул в лицо коньячным хмельным духом. И проговорил с тихим довольным смешком:

– Хоть и курица ты безмозглая, ни любить толком, ни ценить мужика не умеешь, а все равно – тянет меня к тебе… Может, потому и тянет, что ты не шибко со мной ласкова, а?

Он грубо повалил ее на кровать, развязал жадной рукой пояс халата. И проговорил в ухо, почти задыхаясь:

– Расслабься, ну! Я ведь не гордый, меня твои переживания не волнуют… Главное, что меня к тебе тянет, а нравится тебе это или не нравится… Как говорится, спи, моя красавица…

Потом, уже отвернувшись от нее и засыпая, он проговорил тихо, почти ласково:

– Да, совсем забыл сказать, Настен… В воскресенье моя мать приезжает… Так что порешай заранее все свои дела, поняла? Вместе поедем в аэропорт ее встречать!

Настя вздохнула про себя – о-о-о… Мама Бориса – это уже отдельная песня. Но ничего не поделаешь, надо и маму вытерпеть. Слава богу, приезжает она ненадолго, дня на три-четыре всего. У мамы слишком много своих дел, чтобы в гостях прохлаждаться. Да, дел у нее много!

А главное свекровкино дело – это борьба со старостью. Неустанная, кропотливая и жестокая борьба. И успешная, надо сказать. Потому что Нине Кирилловне ни за что нельзя дать ее законных семидесяти с большим хвостом, а вполне можно дать шестьдесят с маленьким хвостиком. Как медаль за заслуги в борьбе. Правда, эти заслуги дурно повлияли на ее характер, но это уже детали, можно сказать. Да и понять можно Нину Кирилловну в самом деле! Легко ли ей терпеть в невестках молоденькую совсем женщину?

Нет, совсем нелегко. Потому и оглядывает ее Нина Кирилловна при каждой встрече с пристрастием, и вопрос задает один и тот же:

– Не понимаю я Бориса, хоть убей, не понимаю… И что он в тебе нашел? Хотя, конечно, главного козыря у тебя не отнимешь… Молодость может все, чего только не пожелает, да… Надеюсь, ты счастлива, что приличного мужа себе отхватила?

– Да… Да, я…

– Можешь не отвечать, и так все ясно. Конечно, счастлива. Вон тебе даже и рожать больше не придется, фигуру не испортишь.

– Почему не придется? – спросила Настя чисто автоматически и тут же прикусила язык, ожидая, что Нина Кирилловна неправильно истолкует ее вопрос. Но та неожиданно вздохнула, проговорила с тихой грустью: