Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Если встать на эту точку зрения (допустим, лишь в непритязательном виде теоретического допущения, хотя нет сомнения в том, что Дионисий Ареопагит и Шеллинг имели соответствующий эстетический опыт, приводивший их к познанию Бога как «источника всякой красоты»), то нет препятствий для того, чтобы признать прекрасными божественные образцы; неудивительно поэтому, что в «Исходе» нет никаких специфических предписаний относительно художественности и «эстетическом качестве формы скинии» (Триалог. С. 524), ибо они имплицитно содержатся в самих образцах, поскольку они причастны божественной Красоте (так сказать, по определению). Можно сомневаться в том, насколько удалось мастерам отразить красоту этих духовных образцов, но нельзя с метафизической точки зрения подвергать сомнению красоту самих божественных парадигм.

Имплицитно эта мысль содержатся в описании небесной скинии, данном в «Исходе», но есть и эксплицитные свидетельства в святоотеческой литературе — в наличие чего Вы выразили осторожное сомнение, — тем не менее они имеются. Для свт. Григория Нисского созерцание небесных парадигм относится к «высокой степени посвящения». Этим подчеркивается, что посвященный созерцает имагинативно духовные образы, отмеченные печатью красоты. Моисей на горе (символ достигнутой ступени инициации) видел «храм, украшенный (курсив мой. — В. И.) с несказанным разнообразием» — «Чтобы красота и точное устройство (курсив мой. — В. И.) всего увиденного» (имагинативно. — В. И.) «не ускользнуло бы из памяти… Моисею был дан совет не ограничиться простым описанием, а воспроизвести нематериальное творение (курсив мой. — В. И.) в материальном сооружении, используя самые яркие и великолепные материалы, какие только можно найти на земле» (там же). По-моему, точнее не выразишь мысль «об эстетическом качестве формы скинии» как в ее пардигматически имагинативном виде, так и в земном отражении. Моисей «получает повеление, взирая на неё (небесную скинию. — В. И.) как на первообраз, отобразить это нерукотворное чудо в рукотворном изделии». Само созерцание небесных парадигм, по мысли свт. Григория Нисского, очищает и возвышает человека, достигнувшего высокой ступени посвящения: «Этим и подобным вещам Моисей был научен, когда пред очами его души (курсив мой. — В. И.; чрезвычайно важная мысль святителя о созерцание органами духовного познания, раскрывшимися в результате посвящения) предстало видение (!) скинии. И затем, очистившись и возвысившись этим созерцанием, он вновь возводится к вершине нового знания». Проблема заключается в том, какими средствами и кем создаются символические отражения сверхчувственных парадигм, созерцаемые посвященным.

На примере истории ветхозаветного храма мы видим различные варианты воплощения небесного архетипа. Наибольшим великолепием отличался храм, построенный Соломоном и просуществовавший — после ряда реставраций — до 588 г. до Р. Х. Второй храм был выстроен иудеями после возвращения из вавилонского плена и по своему облику во многом уступал соломонову. Он подвергался неоднократно нападениям и разграблению. В результате Иродом Великим была предпринята грандиозная перестройка храма, длившаяся около сорока лет и окончательно законченная только в 64 г. по Р. Х. Через шесть лет храм был сожжен во время взятия Иерусалима римскими войсками.

Скиния и три храма исчезли с лица земли, но, как свидетельствует Апокалипсис, в духовном мире неповрежденно пребывает их парадигма. В своем давнишнем письме Вы справедливо сомневались, что Ваш собеседник может созерцать архетипы произведений искусства, безвозвратно исчезнувших. Это сказано хорошо и правильно, так сказать, бьет не в бровь, а в глаз. Действительно, не вижу архетипы и не дерзаю видеть. Но как быть тогда с Иоанном Богословом? Ведь, смотрите, что он пишет: «Я взглянул, и вот, отверзся храм скинии свидетельства на небе» (Ап. 15, 5). Иоанн видел небесный архетип, а не просто слышал о нем или прочитал в «Исходе». То, что речь идет о скинии, подтверждается тем, что в ней «явился ковчег завета» (Ап. 11,19). Само собой понятно, что подобный аргумент имеет силу только для верующего христианина, для атеиста он покажется чем-то диким и непредставимым в своей фантастике. Для меня же, как человека верующего, свидетельство Апокалипсиса обладает вполне реальной силой. Более того, оно способно действовать анагогически, поднимая сознание над повседневностью и тем самым на медитативном уровне приобщая духовному опыту, хранящемуся в иоанновой традиции.