Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Бретон считал Миро «самым сюрреалистским» среди всех сюрреалистов. И это не было преувеличением. Исключительно живописными средствами (на уровне только цвета, абстрактных форм и линий, освобожденных от какой-либо литературщины) сущность сюрреализма (или его дух) с наибольшей силой передал, вероятно, именно Миро. По своему внутреннему складу он был иррационалистом и эзотериком. Из всех сюрреалистов и других авангардистов он дальше всех отстоял от всяческих характерных для авангарда поверхностных эпатажных акций, архиреволюционных заявлений и манифестов. Глубоко прочувствовав, что сюрреалистский тип творчества, ориентированный на полное снятие контроля разума в процессе творчества, высвобождение иррациональных, бессознательных процессов и спонтанного глубинного видения мира открывает принципиально новые возможности перед живописью, Миро полностью ушел в творчество.

Полотна Миро — это окна в некие космические или духовные миры, наполненные уникальной духовно-органической жизнью, отличной от всего того, что известно нам на Земле. Ощущается, что перед нами высокохудожественное выражение некоего эзотерического знания, мистического с провидческой ориентацией опыта проникновения в иные реальности, которое не может быть реализовано в нашем мире никаким иным способом. Для большинства картин Миро характерно создание художественного пространства путем живописной гармонизации нескольких одноцветных (но колористически тонко проработанных, насыщенных системой цвето-тоновых отношений) достаточно плотных туманностей, плавно перетекающих друг в друга. Обычно используются сине-голубые, зеленые, желто-коричнево-охристые гаммы для отдельных туманностей. На ранних этапах (в 20-е годы) для создания ирреального пространства картины нередко применялись не туманности, а абстрактные локальные цветные плоскости (ярко-желтого, красного, синего, зеленого, иногда черного цветов). Затем эти пространства населялись абстрактными и полуабстрактными причудливыми формами самых различных конфигураций (фантазия Миро в этом плане безгранично изобретательна). Большинство из них наполняются под кистью мастера духом живых органических существ различной жизненно-энергетической сложности и духовной насыщенности: от примитивных амебообразных созданий, через некие зоо— и антропоморфные существа, как бы сошедшие с детских рисунков, до сложнейших иероглифических и абстрактных цветоформных образований, излучающих мощную духовную энергию неизвестной природы, активно воздействующую на психику реципиента.

В этом плане следует вскользь упомянуть, что на последнем этапе своего творчества Кандинский явно попал под влияние сюрреалистических миров великого испанца и пытался создавать нечто подобное. Однако у него получилось что-то совсем иное, он не проник в дух сюрреализма Миро или ему просто не удалось выразить этот дух в своих биоморфных полотнах. Они слишком холодны, сухи и рационалистичны. А живописные пространства Миро часто музыкальны, поэтичны, крайне насыщенны и разнообразны. Они бывают наполнены десятками самых причудливых формо-существ, а могут быть и очень лаконичны, как триптих «Голубое» 1961 г., на крупноформатных голубых полотнах которого изображено только по нескольку черных небольших пятен и по одному красному. На третьем полотне — всего одно черное пятно и одно красное с длинным хвостом — тонкой черной линией. Тем не менее, триптих обладает духовно-медитативной силой, намного превышающей некоторые его «многонаселенные» картины. Холодный трансцендентализм, которым дышит этот триптих, чужд, однако, большинству работ Миро.

Более характерным для его художественного видения является проникновение в миры, наполненные внеземным, но близким нам космическим эросом, тем эросом, который открывался, кажется, древним эзотерикам в их сакрально-экстатических мистериях и культовых оргиях. Некоторые работы Миро, особенно позднего периода, для которого характерны предельная напряженность немногих крупных контрастных цветоформ, использование жирного черного контура, иероглифоподобных черных знаков, пронизаны каким-то пророческим, апокалиптическим духом, который я и назвал бы духом сюрреализма. Однако подробнее на нем я надеюсь остановиться позже, здесь же пытаюсь дать общую картину сюрреализма.

Понимая, что дух сюрреализма практически не поддается формально-логическому выражению, я в 90-е годы прошлого века пытался передать его в полупоэтических пост-адеквациях, используя нередко именно сюрреалистские принципы автоматического письма и потока сознания. Эти тексты, как вы знаете, дорогие коллеги, опубликованы в первом томе моего «Художественного Апокалипсиса Культуры» (Кн. 1, с. 127–135).