Трясина. Год Тысячный ч.1-2 (СИ)

Собрал король юга народ свой, и призвал демонов разрушения, и Паляндру-Морову Деву, и Подземных, обитающих в тёмных гротах и питающихся мертвечиной.

На берегах реки Змеевны воинство Юго-Востока встретилось с воинством Северо-Запада, и братья сошлись в лютой схватке. И король севера отступил, и тогда Солнце потускнело и скрылось за чёрными тучами, Континент погрузился во мрак, и пришли холода, земля покрылась льдом, а море замёрзло до самого дна.

И пока на Континенте шла война между братьями-королями, Странник незримо вошёл в белокаменный Царьгород и унёс оттуда дар Творца - Ключ от Царствия. Так потомки Праведников утратили Ключ, а вслед за ним и Грёзу.

А Странник воплотился в людях Царьгорода, исказив их облик и запечатав их сердца, и стал властвовать над их помыслами.

И тогда Балтос-Светлый, первый из Близнецов, который был хранителем Северо-Запада и чьи спутники - Грусть и Мечтания, отвернулся от сынов человеческих, сказав: 'Отныне мир земной обречён, и да сгинет он в пламени, как тысячу лет назад'.

Но Еуфимос-Радостный, второй из Близнецов, который был покровителем Юго-Востока и чьи спутники - Веселье и Честолюбие, не отступился, сказав: 'Перехитрил нас Странник, но я хитрее. Я отыщу средство вызволить свой народ и возвратить дары Творца в мир земной'.

Но будет то или нет, ведомо лишь Тому, Кто Грезит...'

'Сборник легенд и преданий Сев. Провинции (бывш. Королевство Семгален), составленный Дамьяном Росицей, профессором кафедры культур младших народов Университета Словесности в Вильске, Ромейская Империя, год 998 от Всесожжения'

Северная Топь - Дети грешников

Воспоминания нахлынули внезапно, как будто по наитию - так пересохший ручей с руслом, погребённым под сором и пеплом, вдруг вновь обретает силу, и, вырвавшись на поверхность, бьёт ясным и светлым ключом. Вот только воспоминания эти были горьки, как полынь, и черны, как дёготь. Когда-то давно, бесконечно давно... Была осень. Такая же, как сейчас - глухая и промозглая. Час был поздний, ущербный месяц глядел из-за свинцовых туч, каменный верстовой столб белел во мраке, грунтовая дорога лентой вилась среди сжатых полей, а вдалеке, у кромки леса, алым и зелёным вспыхивали волчьи глаза. Илария стояла на обочине у верстового столба, поджидая ночной дилижанс, чуть поодаль у неё за спиной темнел холмик сельского кладбища, заросшего по краям колючим шиповником и высоким, в рост человека, чернобыльником. В воздухе уже чувствовалось дыхание зимы. Сивер нёс запахи гари и крови. Нынче не все доживут до весны, и весь мир погрузился во тьму - кромешную, глухую, беспросветную...

- Тётя, почему ты не умираешь?

Она открывает глаза. Дверь избы нараспашку, на пороге стоит дитя лет четырёх. В одной рубашонке - и как ему не холодно? Здесь, в этих топях, народ как из стали. И волосы белые-белые, будто выбеленные морской солью, а глаза цвета олова.

- Почему ты не умираешь? - вопрошает сероглазое дитя.

Ты тоже их видишь, мой маленький? Два пса у порога. Гончие Аннвинн. Говорят, они сродни той своре, которую прикармливают змеепоклонники. Псы-призраки. Гончие Аннвинн сопровождают души умерших к Прапрадедам за Железные Скалы - так говорят эти язычники. Там, где они появляются, непременно будет покойник... Илария вначале их боялась - лежат у порога, чёрные, страшные, глаза, будто плошки. После пригляделась - да нет, не страшно. Добрые косматые псины. Ждут терпеливо. А она всё никак.

- Нельзя мне, дитятко.

Нельзя, пока живы воспоминания. Стук копыт и грохот колёс по грунту. Она подошла к краю дороги, взмахнула рукой. Дилижанс остановился. Храпели мышастые кони, позванивала сбруя, раскачивался зажжённый фонарь. У ног извозчика лежала длинная кремнёвая пищаль, рядом хлыст, сплетённый из кожи и свинцовой нити. Времена нынче неспокойные, мало ли кто шастает по ночным дорогам? Илария протянула извозчику несколько монет, и осторожно перехватив корзину со спящим в ней младенцем, поднялась в экипаж. Она слышала, как снаружи извозчик стегнул лошадей, заскрипели рессоры, кузов дилижанса начал слегка раскачиваться. Илария уселась на деревянной скамье у окна, поставив корзину себе на колени. Кроме неё в дилижансе было ещё двое - безусый юнец, похожий на школяра, и бледная худая женщина с младенцем на руках. Школяр спал сном праведника, женщина тихонько напевала, укачивая ребенка. Когда Илария вошла, мать бросила на неё быстрый, пристальный взгляд, полный подозрения и даже враждебности. Видно, безошибочное женское чутье подсказало ей, что младенец в корзинке Иларии чужой, а быть может, ещё и краденый... Илария отвернулась к окну, чтобы не встречаться с ней взглядом, и закрыла глаза, стараясь не думать больше ни о чём...

- Они бы загубили это дитя. Не дали б ему жить. Игуменья сказала - положи на подоконник, само дойдёт. Они дали ему молока, смешанного с настоем красавки. Игуменья сказала - вот и славно, крику и плача тут хватит и без того. Младенец почти не дышал, личико было, как из воска. Я думала, и вправду дойдёт. А он выжил. Выжил, котёнок этот.