Для подтверждения приведенного тезиса обратимся к знаменитой кодификации древнейших римских законов — Дигестам Юстиниана. Кодификация проводилась в VI веке, но, учитывая консерватизм основополагающих постулатов римского публичного права, она является актуальной и для нашего исследования. Так. В. В. Болотов писал: «Разновидностью римского консерватизма был формализм, уважение к старой форме. В области права он породил различные фикции; не издавая новых законов, под старые подводили не предусмотренные ими явления нового порядка»[137].
В Дигестах приводится данное Павлом[138] определение особого права (Ius singulare) — «это то, которое введено властью, установившей его в отклонение от точного содержания (общих норм) для удовлетворения какой-либо потребности»[139] . При непосредственном участии первых императоров особое право как раз и получило свое развитие.
Появление одной из основных форм этого права связывают с возникновением когни-ционного процесса (cognitio extra ordinem или extraordinaria), зародившегося на захваченных Римом территориях. Суть его заключалась в предоставлении провинциальным римским наместникам права самим (в отличие от обычного двухстадийного формулярного процесса) решать судебные дела в особом (экстраординарном) порядке. То есть, правосудие сосредотачивалось, по сути, в одних руках: и проведение судебного следствия, и постановление приговора. Одно из самых ранних свидетельств о проведении когниционного процесса содержится в 4-м эдикте императора Августа для провинции Кирена (7–6 гг.). который предписывал наместникам самим проводить расследование и выносить приговор.
Д. А. Браткин отмечал, что «cognitio extra ordinem». как особый процессуальный институт, возникший в конце I в. до н. э… получил «довольно широкое распространение в провинциях (главным образом, императорских)» и отличался он от ординарного судопроизводства тем, что основная процессуальная роль в таком процессе «отводилась не истцу или обвинителю, но государству, представленному судьей — делегатом принцепса. действующим на основе imperium последнего»[140].
Таким образом, это не была обычная для Рима форма судопроизводства. Это был трибунал римской администрации, управлявшей оккупированной провинцией. На латыни правомочия такого трибунала выражались древним термином «jus coercitionis» — право обуздания или принуждения. Реализуя его. префекты и прокураторы применяли наказания по своему усмотрению (coercido — свободное усмотрение), в ускоренном порядке и без соблюдения каких-либо формальностей. В. В. Болотов писал: «Coercido — упрощенная во всех отношениях форма судопроизводства… Но что главнее всего, само должностное лицо имело право по собственной инициативе приступить к расследованию, которое производилось в таком объеме, в каком это лицо находило нужным: причем как в дознании, так и в мере наказания и в самом наказании производящая coercido власть не была связана законом»[141].
По этим правилам, надо полагать, как раз и проводился Пилатом трибунал над Иисусом, а также римские суды над апостолом Павлом, описанные в Деяниях апостолов.
В древнеримском публичном праве сохранилось немало свидетельств того, что при разбирательстве дел «об оскорблении величия» допускались существенные отступления от общих норм римского судопроизводства.
Во-первых, известно, что дела эти рассматривались публичным судом на основании Юлиевого закона. Однако следует иметь в виду, что понятие публичности в те годы существенно отличалось от сегодняшнего понимания публичных судебных процессов. В Древнем Риме это означало, что. в отличие от деликтов (гражданско-правовой проступок — авт.), определенные преступные деяния (crimen) преследовались только публичным обвинением. Института прокуратуры не существовало, и уголовные дела возбуждались по инициативе частных лиц. По делам об оскорблении величия они делали это публично.
Макр[142] в 1-й книге «О публичных судах» указывал: «Не всякие суды, в которых рассматривается преступление, являются также публичными, но только те, которые возникают на основании законов (о преступлениях, относящихся) к публичным судам, например: Юлия (о преступлении) против величия. Юлия о прелюбодеяниях. Корнелия об убийцах и отравителях…»[143]. В то же время, например, дела о «кражах и силой похищенном имуществе»[144] рассматривались не публичным, а частным судом.
Во-вторых, дела об оскорблении величия разбирались уголовным судом. Понятие уголовного суда тоже отличалось от нынешнего, о чем можно узнать из 15-й книги Павла «Комментарии к преторскому эдикту»: «Некоторые из публичных судов являются уголовными, некоторые — не уголовными. Уголовные суть те. наказанием по которым является смерть или изгнание, то есть лишение воды и огня»[145]. Иными словами — прежде всего «наказание головы» (от чего, вероятно, и произошло название «уголовный» — авт.), то есть смертная казнь. А вот преступления, за которые, к примеру, предусматривались телесные наказания, уголовным судом не рассматривались.