Д. Мережковский писал: «Кажется, очень древнее и, хотя лишь смутное, грубо искаженное, но все же драгоценное, потому что единственное внеевангельское свидетельство о том, что могло происходить на этом первом допросе Анны, уцелело в Талмуде. Речь идет здесь о том, как должно ловить в западню «обольстителя», учащего народ служить «иным богам» («Бог иной» в учении рабби Иешуа, как понимают его законники, — Он Сам). Хитростью заманивают «обольстителя» в дом, где прячут двух свидетелей, чтобы могли они видеть и слышать все, что скажет обвиняемый; сажают его посередине комнаты, где свет от множества лампад и свечей падает прямо на лицо его. так, чтобы малейшее в нем изменение видно было тем двум спрятанным свидетелям, и выманивают у него «богохульство». «Так поступили и с Бен-Сатедою (Иисусово прозвище в Талмуде)[166] и (обличив его) повесили (распяли)»[167].
Д. Мережковский анализирует здесь эпизод, описанный в трактате Санхедрин 67а Вавилонского Талмуда, который часто предваряют цитатой из Тосефты (Санхедрин 10:11). Приведем ее в переводе И. Переферковича: «Ни для кого из подлежащих смерти по определению Торы не устраивают засады, кроме совратителя (mesith). Как поступают в этом случае? Приводят к нему двоих молодых ученых [и ставят их] во внешнем помещении, а он сидит во внутреннем помещении; и зажигают для него светильник, чтобы они видели его и слышали его голос. Так поступили с Бен-Стадой в Лидде[168]: назначили в засаду для него двух молодых ученых, и они [затем | привели его в суд, и его побили камнями»[169].
Р. Хазарзар отмечал в этой связи: «Показательно, что последнее предложение, как правило, отсутствует в современных изданиях Тосефты… Итак, как в Тосефте, так и в Вавилонском Талмуде речь в трактате Санхедрин идет о несите, т. е. подстрекателе, зачинщике, соблазнителе, совратителе. Месит — не просто подстрекатель, а подстрекатель против истинной религии[170]. И таковым, по мнению Талмуда, являлся Бен-Стада. который был казнен (сперва, вероятно, побит камнями, а потом повешен на дереве) в городе, именуемом Луд, накануне Песаха (Пасхи). Далее в Вавилонском Талмуде поясняется, что этот самый Бен-Стада (сын Стады) был Бен-Пандирой (сыном Пандиры)…»[171].
В качестве добавления к сказанному приведу слова Б. Г. Деревенского: «Показательно, что вавилонские амораи III–IV вв. подчеркивали, что их предки повесили Иисуса не как бунтовщика, но как совратителя с „истинного пути“ — месита. то есть не по политическим, а по чисто религиозным соображениям (Вавилонский Талмуд, Санхедрин, 43а)»[172].
Из талмудических текстов, приведенных и проанализированных вышеназванными авторами, можно сделать три вывода:
1. Указания Талмуда на тождественность Бен-Стады, Бен-Пандиры и Иешу ха-Ноцри (Шаббат 1046, Санхедрин 43а и 67а) практически не оставляют сомнений в том, что речь действительно идет об Иисусе, хотя место действия (г. Лудд) и не совпадает с евангельским описанием (г. Иерусалим).
2. Талмуд ясно дает понять, что Иисус был подстрекателем против иудейской религии (идолопоклонником и меситом) и осужден именно за это. Следовательно, прежде пилатова суда состоялся суд синедриона, а до начала последнего — применен «тайный розыск».
3. Суд этот был чрезвычайным, поскольку в Талмуде определенно говорится об исключении из общих правил древнееврейского судопроизводства, допускавшем «на законных основаниях» проводить «тайный розыск» в отношении подстрекателей к идолопоклонству.
Таким образом, можно констатировать, что свидетелей подсылали только к тем, кто обвинялся в идолопоклонстве и что к Иисусу таких свидетелей, вероятно, подсылали. Но они не услышали из уст Иисуса тех слов, которые можно было бы озвучить на официальном заседании синедриона в качестве доказательств Его вины.
Из книги профессора Г. Греца[173] можно понять, что подслушивающих тайно назначали из числа учеников судей (у Н. Переферковича — молодых ученых)[174], и что этот прием вошел в судебную практику именно с судебного процесса над Иисусом.
Добавим к этому, что Г. Грец, ссылаясь на какой-то древний (не названный им) еврейский источник, кроме того, отмечал, что лицом, которое должно было побудить Иисуса к провокационному разговору, мог быть Иуда. А это, в свою очередь, может служить подтверждением нашего предположения о стремлении первосвященников использовать апостола-предателя в процессе формирования доказательственной базы по этому делу.