— Хотелось бы. Мы провели опыты — никаких результатов. Мы проигрывали последовательность на разных скоростях, смещали частоты — передавали во всех девяти диапазонах, которыми пользуется нечисть. Никакого эффекта. Наши люди сейчас исследуют ядро — вскрывают его, если можно так сказать, слой за слоем. Оно неоднородно; что-то есть внутри — хотя, повторюсь, никакой клеточной активности. Вы были там лично — ничто не бросилось в глаза необычного?
— Одно тело, — сказал Артём. — Ну, то есть, скелет. Других мы не видели. Или деревянные фигуры, или что-то бесформенное. Только одни останки. Если вы не нашли других.
— Других не нашли, — подтвердил Марцелл Катон. — Есть гипотеза, что этот тот самый человек, который запустил подачу сигнала. Возможно, он же дал команду выпустить в атмосферу яд. Мы частично восстановили содержимое карт памяти того, что было при нём — там есть последовательности из семисот двадцати девяти элементов, некоторые похожи на то, что я воспроизвёл.
— Вы установили, кем был этот Мишель Фурье, если это его имя?
Марцелл Катон развёл руками.
— Увы. Никаких данных. Мы восстановили облик по черепу, но данных об этом убежище — или, точнее, лаборатории — не сохранилось. Пока не могу ответить на вопрос, содержимое карт памяти при нём в основном зашифровано — и ключ нам неизвестен. Пока что.
Доктор Ливси тоже необычайно доволен — и это пугает даже больше довольного оружейника.
— Что скажете, доктор? — не выдержал Артём. — Если не секрет, почему вы запретили Мари скольжение?
— Не секрет. Видите эти скопления клеток? Это снимок тканей, при большом увеличении. Вот это — ваши ткани; это — Мари. У меня есть аналогичные снимки практически всех внесённых в картотеку дросселей, включая нашу новую заключённую. Так вот: природа этих клеток непонятна. На вид — типичные клетки той ткани, из которой взяты. Однако обратите внимание на их расположение.
— Везде одинаковое, — признал Артём. — Похоже на веретено. И что это?
— Нам всем хочется знать. Когда идёт скольжение, эти «веретёна» излучают в нескольких электромагнитных диапазонах, каким образом — пока неясно. Так вот: у вас эти клетки рассредоточены по всему организму. Исключая сердце — там их крайне мало — и глаза. У Мари, как и у большинства дросселей, эти клетки сосредоточены в гладкой мускулатуре, в головном и спинном мозге. У Мари крупные скопления таких веретён находятся вплотную к тому месту, где развивается эмбрион.
— Начинаю понимать, — сказал Артём.
— Как поймёте, мне расскажете. Так вот: я не уверен, что зародышу это облучение на пользу. Пока что развитие идёт штатно, как по учебнику — и хотелось бы, чтобы и дальше шло штатно.
— Не могу поверить, что это излучение никто не пытался вызвать искусственно.
— Вы невысокого мнения о медицине, коллега. Разумеется, пытались. Если вкратце: это основная причина бесплодия женщин-дросселей. Понимаете? И только в случае Мари реакция другая: зародыш не погибает, развивается нормально. Вы согласитесь, если пофантазируем, что я дам вам право решать, чтобы мы ставили опыты на её будущем ребёнке?
— Если он пережил сто, или сколько там…
— Двести сорок три, — уточнил доктор.
— Двести сорок три сеанса облучения, и не погиб — может, и не погибнет уже?
— Рискнёте, Ортем? Мари я предлагать не буду. Я уже знаю её ответ.
— Нет, — Артём покачал головой. — Я бы не рисковал.
— Тогда вопрос закрыт. И постарайтесь хотя бы часть дня отдохнуть. Без чрезмерных нагрузок — завтра у нас серия экспериментов, и вы у нас — основной их участник. Найдёте время? Или попросить командующего дать вам ещё один выходной?
— Найду, доктор, — Артём пожал ему руку. — Спасибо за Мари, за Арлетт. С ней уже всё хорошо?
— Физически — ещё вчера можно было выписывать. В целом — она пережила сильное потрясение, с ней работают психологи. Разглашать права не имею, вкратце: если вернётся в Париж, ничего хорошего её там не ждёт. Но главное — она жива и здорова.
— И ещё, доктор. Уже много раз слышал: у мужчин-дросселей дети все больные, или уродливые. Это правда, или…
Доктор снял пенсне и улыбнулся.
— Вы образованный человек. Не придавайте такого значения слухам. С момента выхода на поверхность у людей начался перекос по половому признаку — было время, когда на одного новорождённого мальчика приходилось десять девочек. Ещё одна странность: стали погибать зародыши с серьёзными наследственными дефектами. Большинство таких дефектов, до Вторжения, врачи находили в первые три дня жизни зиготы — будущего человека, то есть. Находили и предлагали матери выбор — устранить дефект, если в наших силах, или…
— Понятно, что такое «или». Но какое отношение…