Тридцать лет под землей

Когда? Как? Читатель дальше узнает, что за маленьким отверстием в пиренейском высокогорье скрывалась самая глубокая пропасть в мире[2].

В других главах содержатся воспоминания: приключения собирателя одной из самых своеобразных коллекций, происшествия, случавшиеся с ним в пещерах.

И, наконец, вновь возвращаясь к своему любимому объекту наблюдений, автор еще раз остановится на поразительных существах, живущих в уединении и мраке пещер, — на летучих мышах.

Итак, пригласим читателя проникнуть с нами вместе в таинственное чудесное подземное царство и надеемся, что таким образом нам удастся наглядно показать и оправдать всю занимательность спелеологии. Достижения и очевидные результаты самобытной и притягательной науки о пещерах, а также глубокие радости, которыми она дарит своих приверженцев, с избытком возмещают затрату сил и опасности неразрывно связанные с подземными поисками.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Он вступил в черную необъятность, неся перед собой, как факел, свое сердце»

Леон Блуа

Глава I ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ

«Да будут трижды благословенны часы и годы, проведенные в этих безмятежных областях, откуда всегда возвращаешься более чистым и более счастливым».

Анри Руссель «Воспоминание альпиниста».

МОЙ САМЫЙ ПЕРВЫЙ ГРОТ БАКУРАН

В 1902 г. во время одной загородной семейной прогулки мы проникли в грот, затерявшийся в лесистых ущельях нашей родной Гаскони.

Этот незначительный грот со скромным входом был для меня настоящей пещерой — мне тогда было всего пять лет, — а крутой и скользкий спуск во входной коридор заставил меня ухватиться за руку матери и с ее помощью спуститься вниз. Одна из моих теток очень позабавила компанию своей нерешительностью и испуганным криком, особенно когда, поскользнувшись, шлепнулась и сидя проехалась сверху донизу по глинистому скату.

Но уже совсем другое впечатление, чем этот смешной инцидент, произвела на меня впервые виденная пещера, когда молодой крестьянин, служивший нам проводником, зажег посреди хаотического зала охапку соломы и мы собрались все вместе. Я, помнится, пришел в восторг.

Пламя красноватым светом освещало стены и своды, но во мраке все же оставались углы и какие-то неясные контуры. Я находился в сердце тайны, чувствовал себя на пороге нового, сурового мира, о существовании которого и не подозревал; мне хотелось дойти до конца грота, где дневной свет никогда не пронизывает темноту. Я был очень поражен, услышав и убедившись сам, что существует «вечный мрак». Кто-то рядом произнес эти слова, и они захватили меня, преследовали всю юность и продолжают и теперь будить во мне всегда живой, никогда не притупляющийся магический отклик.

Молчание, одиночество, мрак — эти слова действуют на меня как заклинание, переполняют неудержимым стремлением, непреодолимо увлекают под землю.

То, что я любил больше всего, что пытался выразить на многих страницах предыдущих работ, я, несомненно, уже почувствовал, хотя, конечно, смутно, но властно, в гроте Бакуран. Именно там я получил первое сильное впечатление, из которого родилась моя страсть к подземному миру.

На этом основании в подобного рода «исповеди» и в перечислении моих любимых, получивших признание пещер должен на своем месте быть как хронологически первый комминжский грот Бакуран,

ПЕЩЕРЫ ЭСКАЛЕРА — МОИ ПЕРВЫЕ ЗНАКОМЦЫ

Если непродолжительное, но плодотворное посещение грота Бакуран, находящегося вблизи поселка с типично спелеологическим названием Леспюг (spugue — грот), явилось толчком к исследованию и изучению пещер, то гроты Эскалера вблизи Сен-Мартори, моего родного селения, были свидетелями моего боевого крещения и первых треволнений юного исследователя.

Когда мне было десять — двенадцать лет, именно гроты в обрывистом утесе, омываемом еще близкой к своим истокам, бурливой Гаронной, видели мои первые попытки по усвоению альпинистских навыков. Из этих одиноких экскурсий я возвращался полный сильных, захватывающих впечатлений, а также с вывернутой наизнанку, испачканной глиной и закапанной воском одеждой, — чтобы скрыть от родителей свои подозрительные похождения, я, пролезая в узких местах, предварительно надевал все наизнанку. Но часто я возвращался с царапинами и ссадинами, скрыть которые было уже не так легко.

В гротах было очень страшно, и мне часто случалось убегать с сильно бьющимся сердцем, когда вдруг слышался (или казалось, что слышался) какой-то таинственный шум. Я клялся себе, что никогда больше не вернусь туда, но через несколько дней, а иногда даже на следующий же день оказывался на том же месте, уговаривая себя, соблазняя и ободряя дойти и обогнуть такой-то поворот галереи, где мне послышалось ворчанье, пересечь такой-то зал, где померещилась угрожающая тень.