Иногда страхи бывали не воображаемыми, а вполне реальными и оправданными. Так, один раз мой младший брат Мартиал, которого я утащил с собой, оказался замурованным. Отчаявшись его освободить, я принужден был бежать домой за инструментами.
По мере того как время шло и я становился старше, гроты Эскалера для меня уже больше не таили секретов. Они стали моим владением, моим подземным единовластным королевством, потому что мои товарищи проявляли очень вялый интерес к этим темным местам. Абсолютно не будучи мизантропом, я проходил там курс лечения одиночеством — одиночеством на один час.
Устроившись на краю одного из слуховых окон, возвышающихся над Гаронной, с Пиренеями в виде задней декорации, я в таком полувоздушном, полуподземном окружении, с ногами, болтающимися в пустоте, пожирал «Короля Гор», удивительные путешествия Жюля Верна и тоненькие жалкие книжечки, повествовавшие об отважных приключениях Буффало Билля и Ситтинга Булла.
Именно в этих крохотных гротиках, где гнездились совы и ястреба, пробудилась, обострилась и приобрела постоянство врожденная страсть, некоторые скажут нездоровая, но как бы то ни было упорная и властная, неуклонно увлекавшая меня в подземный мир, и я стремился ее удовлетворить, спустившись глубоко под землю, в настоящие пещеры.
ПЕРВОЕ НАСТОЯЩЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ;
ГРОТ МОНСОНЕ
Первое подземное приключение — предмет неутомимой жажды и упорной мечты — мне пришлось пережить в гроте Монсоне.
Монсоне, деревушка по соседству с Сен-Мартори, скрывает в склонах своего холма грот, о существовании которого я не подозревал. Вскрытый взрывом в фасе каменоломни очень низкий входной коридор этого грота на протяжении нескольких метров был осмотрен рабочими и одним тулузским ученым Эдуардом Гарле, собравшим там интересную коллекцию окаменелых костей.
Узнав случайно об этой полости, я исследовал ее всю, то есть весь узкий коридор длиной 700 метров, из-за своей узости казавшийся еще длиннее. Во время двух незабываемых экскурсий мы с братом Мартиалом открыли нижний этаж, где бежал подземный поток; там были пережиты волнующие часы, часто тревожные и всегда захватывающие.
Все, чем были для нас исследования этих галерей и этажей, где приходилось побеждать трудности, пропорциональные нашему юному возрасту и нашей неопытности, и где нас опьяняло сознание, что мы были там первыми, — все это могут понять только мальчики, которые сами с замиранием сердца проникали в неизвестный грот при слабом свете свечек или с плохим фонарем.
Для них (если они изберут ту же полную приключений профессию, как и мы) никакое пышное подземное величие, никакая безмерность перспектив, никакой феерический, сверкающий сталактитами зал — ничто не заставит их ни забыть, ни умалить в их глазах скромные землистые коридоры, когда-то открытые и осмотренные в первый раз при скудном свете мигающих свечей; эти бедные своды и узкие ходы незабываемы и несравненны, потому что они были первыми!
ПЕРВЫЙ СПУСК В БЕЗДНУ;
ПРОПАСТЬ ПЛАНК
Огромное значение имеет для юного спелеолога его первая пропасть. Особенно если он спускался в нее по простой веревке и в полном одиночестве, как это было со мной при спуске в пропасть Планк, когда я открыл ее продолжение, оставшееся неизвестным моему предшественнику! — самому Э. А. Мартелю, создателю французской спелеологии.
Я не буду здесь останавливаться подробно на этом спуске — о нем уже рассказывалось раньше[3], но все же не могу не упомянуть об этой пропасти глубиной 67 метров, в которую я спустился с помощью тонкой изношенной веревки и где мне пришлось испытать немало волнений. Эта пропасть находится в расстоянии около двух километров от другой — Хенн-Морт, куда я через 35 лет спустился до глубины полкилометра, но уже не один и не с простой веревкой, а вооруженный разнообразным снаряжением и с многочисленной группой.
Маленькие пещеры Бакуран, Эскалера, Монсоне, Планк могли привлекать только ребенка, а затем подростка, получивших в них свое посвящение в спелеологию.
Но прежде чем приступить к настоящим исследованиям уже в двадцатилетием возрасте (в 20 лет я бы спустился в вулкан или в трещину ледника!), нужно было постепенно и медленно приучать себя; и вот на этом-то процессе постепенного приобщения здесь и делается остановка, чтобы дальше перейти к настоящим экспедициям и открытиям уже взрослого, прошедшего войну человека.
ДРЕВНЕЙШИЕ СТАТУИ В МИРЕ
В августе 1922 г., когда я систематически исследовал гроты Комминжей, мне случилось проникнуть в каменистый туннель, служивший ложем подземному ручью. Присутствие потока заставило меня у входа в пещеру раздеться и приступить к ее исследованию голым при свете обыкновенной свечи, — такой простотой отличались в то время мои методы и мое снаряжение.