Тридцать седьмое полнолуние

– Ты забываешься, Яров.

Да, наверное, подумал Ник, но его уже несло:

– А ты смотришь как палач. Будто расстреливать собрался.

Дёмин изогнул бровь.

– Какие сравнения! Языком бы трепал поменьше, ты… золотая молодежь. Начитался книжек, думаешь, умным стал? Тебя ж в гимназию на собственном авто возят, чтобы не дай бог с быдлом не пообщался. Няньки, слуги, гувернеры. Кто ты такой, чтобы судить меня за Фаддея Раймирова? Чтобы вообще судить меня?!

«Он знает», – у Ника холодком прошло вдоль позвоночника. Но сразу затем подумал с облегчением: пусть. Так честнее.

– Запомни, в любом случае решать буду я. Это дело л-рея – как обходиться с проклятиями. С любыми. Это мое право.

«Или не знает?» Мир распадался на части, это немыслимо было совместить: только Дёмин может спасти, а он, Ник, должен его убить.

– Ты трус, Яров. Я вижу.

Теплоходик развернулся, подставив солнцу правый борт, и Ник только сейчас заметил, какого землистого цвета лицо у Дёмина.

– Ликвидации боишься, да? Фигня. Один укольчик, и каюк. Гуманно. Это раньше: засмолили в бочку, дровишками обложили, а потом для гарантии пепел по ветру. Простые времена были! – Дёмин засмеялся, очень неприятно, как железом по стеклу. – А сейчас тебе и клиника со всеми удобствами, и медсестричка с сиськами третьего размера. Только тебе на эту медсестричку насрать будет. Тебе на все будет насрать! Знаешь, как их там содержат? В стеклянных боксах. Вот так коридор, а вот так боксы, на просвет. Лежат, слюни пускают.

У Ника дернулась щека, он не сумел справиться с собой, слишком ярко привиделось лицо белобрысого Янека с дебильной улыбкой.

– Страшно тебе, – сказал Дёмин утвердительно. – Дурак! Ты не знаешь, чего на самом деле нужно бояться. Хочешь, расскажу? Там, в клиниках, они тоже все гуманисты. Раз в месяц тебя будут будить. На прогулку отпускать. В вольер. Дворик, деревца, тропинки. Вышки с охранниками. И ты все будешь понимать. Знать будешь, что через несколько часов снова превратишься в тупое животное, которое умеет только жрать через трубочку и ссать через трубочку.

Ник стиснул зубы, чтобы не крикнуть: «Прекрати!»

– Ты будешь ходить по вольеру и думать: почему – именно тебя? За что? Ты же такой хороший мальчик! Ты же ни в чем не виноват! Какая сволочь л-рей, правда? Не захотел спасти. Ну! Давай, скажи это! – крикнул Дёмин.

«Я же могу его убить…»

– А мне кому это сказать? Мне самому это – за что?! Почему я вас вытаскивать должен, а сам в клинику? Ты хоть раз думал, куда деваются л-реи, если не повезло сдохнуть? В таких же стеклянных боксах лежат. Смешно, правда?

Теплоходик нырнул под широкий мост. Замелькали над головой железные балки.

– Молчишь, – сказал Дёмин, когда снова вспыхнуло солнце. Ярость его прошла, и сейчас л-рей сидел, сгорбившись. – В спецклинику, значит, не хочешь. А кому-то придется. Вас слишком много.

– Ты… сколько возьмешь?

Л-рей хмыкнул.

– Здравствуйте, заговорил. Какая тебе разница сколько? Главное, попадешь ли. Так ведь?

«Сволочь».

– Да, – сказал Ник против своей воли.

– Ну вот, а ломался, как мятный пряник. Все вы одинаковые, – скривился л-рей.

«Зачем я пришел к деду на Дворцовую!» – в отчаянии подумал Ник. Лучше бы ничего не знал.

Л-рей встал, привалился к железному ограждению и посмотрел сверху вниз.

– Давай тогда, проси меня.

Он скрестил на груди руки, на правом запястье – напульсник-плетенка, на левом – часы на потертом ремешке.

– Пожалуйста. – Ник расцепил зубы. – Сними с меня проклятие.

– Слизняк, – сказал Дёмин с ненавистью. – Какие же вы все… Плохо просишь! На колени.

– Что?..

– Вставай на колени и проси.

Ник почувствовал, как загорелись у него щеки, точно от пощечин.

– Это – твой шанс. – Дёмин смотрел в упор, и теперь стало понятно, почему его все слушаются. Нет, он не держал на мушке, как подумалось Нику сначала. Л-рей сам был оружием.

«Я не могу в клинику, ну не могу я!» Ник опустил глаза. Палуба – рифленое железо, наверное, горячее от солнца. Сварочные швы с налетом ржавчины. Возле ножки скамейки болтается фантик от конфеты.

– Я сказал – на колени!

Это так легко: не нужно подниматься во весь рост, достаточно просто соскользнуть вниз с сиденья. Ну, будто хочет поднять этот чертов фантик! Какая, собственно, разница?

– Ты еще думаешь? Очнись, дурак! По сравнению с тем, что с тобой сделают в клинике…

Действительно. Даже глупо выбирать. Одна минута, просто ощутить коленями сквозь джинсы горячее железо, сказать несколько слов, и можно жить дальше.

– Считаю до пяти.

Все равно же он потом найдет Дёмина – и убьет.

– Раз. Два.

Ник перебил:

– Не утруждайся. Ты л-рей, вот и делай свое дело. А я унижаться перед тобой не собираюсь.

Он опустил руку, ловя брызги. Холодные, Лада еще не успела прогреться. Тронул мокрыми пальцами висок, и стало полегче. «Я бы встал», – честно признался себе Ник. Если бы ничего не знал из того, что рассказал Георг. Если бы не думал, что однажды придется взять пистолет и выстрелить в Матвея Дёмина. «Я бы точно встал».

– Что, дворянская кровь взыграла?

Нику стало смешно.

– Нет. Мой отец, как дед выражается, «из простых».

– Тогда что за гонор?

– Никакого. Просто не хочу. Противно.