Тридцать седьмое полнолуние

– В определенной степени. Видишь ли, чтобы снять проклятие, л-рею дается ночь. Одна ночь, независимо от того, скольких отметили своей печатью Псы. Это чисто технический момент: без печати л-рей не может, а печать активируется и держится не долее полнолуния. Не снял – опоздал. Свое время л-рей рассчитывает сам: сколько работать, сколько отдыхать. В принципе ему достаточно брать одно проклятие в месяц. Ты ведь понимаешь, что для л-рея необходимость выполнять свой долг обеспечена физиологией?

Помедлив, Ник кивнул.

– Так вот, все, что он сделает больше, – его добрая воля.

– В некоторых случаях, особенно если это касается государственной системы, формулировка «добрая воля» мне кажется… – Ник задумался, подбирая слово, – наивной.

Дед хмыкнул.

– Циничное рассуждение. Особенно для столь юного возраста. Проблема, однако, в том, что л-рея нельзя заставить. То есть заставить, конечно, можно – если позволят Псы. Шантажом, например. Но результата – увы! – скорее всего, не получишь. Это входит в его комплекс защиты.

Очень удобно, подумал Ник. На мгновение ему представился управляемый л-рей. Власть и деньги для тех, кто стоял бы за его спиной.

– А как он выбирает? Ну, с кем из меченых работать.

– Неизвестно. Хотелось бы думать, что по степени опасности, но статистические данные это не подтверждают. Да и нет у нас ее, статистики: л-рей не обязан отчитываться, какие проклятия снял. Так что… Может, вообще считалкой. Как там? «Говорят в лесу все звери, великан сидит в пещере. Великан голодный ищет, кто ему сгодится в пищу».

Ник осторожно положил вилку – показалось, столешница мягко прогнулась, принимая ее вес. В ушах шумело.

– Как вы сказали?

– Не слышал раньше? Она старая. Меня еще бабушка научила. «Звери спрятались в кусты – значит, во́дой будешь ты!» Микаэль, что?..

Ник пригнулся к столу, зажимая ладонями уши. Мальчишеский голос, отчаянно картавя, выкрикивал: «…звели сплятались в кусты… Опять я!»

– Мик!

…Пахнет тополиными почками…

Дед оказался рядом.

…Ладони клейкие от смолы. Солнце пробивается сквозь листву и слепит глаза. Пух кружится мягким теплым снегом. Выше! Еще! Зацепиться за сук, упереться кроссовками в широкий ствол.

«Я иду искать!»

Качается под ногами зеленое море, и ветер пахнет летом – самым его началом, когда все еще впереди.

«Слышите?! Иду!..»

– Я вспомнил.

Георг резко выпрямился, и Ник посмотрел на него снизу вверх. У деда подрагивала рука, точно хотел дотронуться до плеча, но боялся.

– Голос Денека. Мы играли в прятки, наверное.

– И только?

На мгновение Нику стало обидно – он-то рад и этому. А у деда исказилось от разочарования лицо.

– Он картавил, правда? Мой брат.

– Да. Посиди тут, пожалуйста. – Георг стремительно вышел.

Ник откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Вот сейчас… Лето… Тополиный снег… Он все вспомнит. Слышит же картавую скороговорку про «звелей». И еще: «Фу, с пенками! Мик, съешь!» А его тошнит от пенок на молоке. Соглашался ради братишки? Получается, он его любил?

Того малыша, который сгорел в автобусе на привокзальной площади Фергуслана.

Ногти впились в ладонь. Ник и раньше знал это, из поискового дела. Но до конца понял только сейчас.

– Микаэль, я договорился. – Дед вернулся в столовую. – Завтра с утра едем в медцентр.

– А гимназия?

– Я уже позвонил директору. Александрина! Подай кофе мне в кабинет. Извини, Микаэль, нужно заново спланировать завтрашний день.

Дед ушел.

Ник поковырял вилкой в цветной капусте и отодвинул тарелку.

Значит, он может вспомнить и мамин голос? И голос отца?

Серая «Тейка» долго кружила, ныряя в проходные дворы и узкие переулки. Несколько раз пугливо прижималась вправо, пропуская основной поток. Наконец пристроилась за туристическим автобусом и медленно поехала вдоль реки, а потом вдруг резко свернула на Гостиную улицу.

Здесь было многолюдно. Прогуливались барышни, с вожделением поглядывая на витрины. Целеустремленно пробегали клерки с портфелями. Усталые командировочные пытались купить подарки. Ухоженные дамы скрывались за стеклянными дверьми, чтобы там, в кондиционированной прохладе, прицениться к мехам.

«Тейка» с трудом нашла парковочное место. Замолчал мотор. Водитель посидел с минуту, разглядывая улицу через лобовое стекло и зеркало заднего вида. Прежде чем выйти из машины, вытер ладонью мокрые от пота виски.

Телефон-автомат прятался в будке между афишной тумбой и колонной. Диск поскрипывал, застревая. «Тройка» и «пятерка» стерлись начисто, да и остальные цифры едва читались.

Монетка провалилась в щель – на том конце провода подняли трубку.

– Да, я. Разговаривал. Как смог! – в голосе прорвалось раздражение.

Дверца будки норовила открыться, придержал ее.