Тридцать седьмое полнолуние

Толчок, люди попадали друг на друга. Крики, плач. Двери раскрылись – и Таня выскочила. Метнулась, не глядя, через дорогу. Взвизгнули тормоза. Бросилась в сквер, не разбирая тропинок, туда, где никого нет. Но зашлась в хриплом лае собака, душит себя ошейником. Бежать!..

Таня стояла на углу. Слева сплошным потоком неслись машины, заворачивая через перекресток на Гостиный мост. От них рябило в глазах. Справа, у подножия крепости, загорали на травке студенты, обложившись конспектами.

«Что я делаю, мама?..»

Таня ссутулилась, обхватила себя за локти и побрела на мост.

«Зачем?..»

Вспомнилось, как полгода назад шла здесь с мамой. Тогда казалось: все решила правильно.

… – Нужно такое, чтобы и в маленьком городе нашлась работа, – говорила Таня. – Мам, давай пешком через мост, не хочу толкаться.

По случаю ветреной погоды на остановке скопилась напряженная толпа, готовая любой ценой протиснуться в теплое автобусное нутро. Таня пригладила волосы: казалось, там, в толпе, потрескивает электричество.

– Продует, – сказала мама. – Ты опять без шапки.

Таня помотала головой и взяла у мамы авоську.

– Пошли.

На мосту оказалось не так уж холодно, только ветер уносил слова, и приходилось идти плечом к плечу. Авоська мешала, Таня переложила ее в другую руку.

– Не решай сгоряча. Может, окончишь школу? – неуверенно спросила мама. – В институт с восемью классами не возьмут.

– Ну какой институт, мам? Где? Заочно? Если меня еще будут пускать на сессии. Да и толку с этого заочного.

– Училище разве лучше?

– Да. После него я уже смогу работать. По специальности. Значит, зарабатывать. И еще, мама… Если я останусь в школе, то отсрочка два года. В училище – четыре.

– Потом все равно придется уезжать.

– Да. Но потом.

Они были на самой середине Гостиного моста. Ветер трепал Танины волосы, рвал с головы у мамы платок. Небо стремительно голубело – тучи сбивало, точно отару, и угоняло к заливу. Вспыхнули на солнце купола Морского собора.

– Я хочу остаться, сколько смогу, – твердо сказала Таня, глядя на город. – Нужно только правильно выбрать. Понимаешь? Чтобы меня точно взяли на работу, даже если поселок на три улицы.

– Почему сразу поселок? Поедем к Тасе.

Иногда хотелось просто завизжать. Таня перехватила ручки авоськи, они врезались в ладонь.

– Нет, мама. Ты никуда не поедешь. Ты останешься с Асей и со своим книгохранилищем. Даже не будем это обсуждать.

– Танечка…

– Мам! Вот потом выйдешь на пенсию, тогда и посмотрим.

Об остальном Таня промолчала: тетка Тася может ее и не принять, да и разрешат ли поселиться в Гусь-Савельевском?

– Медицинский? – предложила мама. – Уж сиделкой-то…

– Нет. Не смогу. Точно не мое.

– Торговый и предлагать не хочу, с твоим-то характером.

Таня подавила вздох.

Она всегда была уверена, что успеет выбрать профессию. Когда еще окончит школу!

Хотелось быть как Ася. Чтобы на кафедре, и коллеги обсуждали не соседку Маню, а малоизвестного художника пятнадцатого века. Студенты бы заглядывали. Робкие и почтительные. Или нахальные – юные гении! Чтобы спуститься в запасники, посмотреть на портрет и увидеть не просто лицо, а человека. Знать, как он жил, чем жил.

Еще хотелось быть как мама. Подходить к специальному боксу со строго выдержанной температурой и влажностью. Открывать его серебристым ключиком. И доставать книгу… Вот кто из миллиона жителей Сент-Невея может подержать в руках вещь, пережившую несколько веков? Прикоснуться к переплету и представить монаха, склонившегося с пером над бумагой. Представить его келью. Тишину монастыря. Двор за окном. Мир за монастырской стеной.

А еще хотелось путешествовать. И всегда возвращаться в Сент-Невей.

– Таня, а педагогический?

Ветер спутал волосы, с трудом причесала их пятерней.

– Ну, пусть педагогический.

Подумала: почему бы и нет. В детстве ей нравилось играть в учительницу.

Спустя неделю она снова стояла на мосту. Было не так ветрено, но моросил дождь. Лада казалась сизой. Таня поднесла руки к щекам – горячие. Будто надавали пощечин. Сайгар же просто швырнул ей в лицо бумагу и сказал чуть ли не с жалостью:

– Вот дура-то.

Окаменев, Таня сидела перед его столом.

– Подними, – велел куратор. – Ну?

Наклонилась – волосы упали на лицо, скрыв мокрые ресницы и вспыхнувшие щеки. Листок залетел под стол, пришлось опуститься на корточки. Было видно, как старший лейтенант в нетерпении перебирает начищенными ботинками.

– Чего там ползаешь?

Села, неловко одернув юбку. Сайгар ухмыльнулся: мол, нужны мне твои коленки.

Листок оказался знакомым. Таня поморгала, глядя на расплывающиеся буквы. Только бы не заплакать!

– Ты всерьез думала, тебя пустят детишек учить?

Это было ее заявление. То самое, которое она подала позавчера в училище.

– Девочка, мы контролируем всю абитуру! Чтобы такие твари, как ты, не пролезли. Уяснила?

Таня кивнула. Заговорить она боялась, тогда точно не выдержит – или заплачет, или все-таки ударит Сайгара.

– Скажи спасибо, что я тебя сегодня вызвал. Успеешь еще куда-нибудь сунуться. Возьмешь в секретариате список разрешенных учреждений. Ну?