Тридцать седьмое полнолуние

– Так я попрошу, доставят. Позанимаешься дома.

– Мне нетрудно съездить.

– Как хочешь. Что, засиделся? Ничего, вот сдашь экзамены – и на Сельгери.

Ник постарался улыбнуться и снова замолчал, не зная, как подобраться к главному.

Первую партию он проиграл – очень глупо, по рассеянности. Вторую остановил на одиннадцатом ходу.

– Все и так понятно, мне скоро мат.

– Ты чем-то огорчен? – спросил дед, снова расставляя фигуры. – Кстати, таблетки-то пьешь?

– Конечно. Только пока безрезультатно.

Он даже альбомы рассматривать бросил, вызубрил все до мельчайших деталей – и ничего.

– Поэтому пребываешь в печали? Но Борис не обещал мгновенного чуда.

– Я понимаю.

– Тогда в чем дело?

Ник подержал и поставил ладью на место.

– Скажите, вы были в комиссии, ну, тогда в детдоме. Вы как-то связаны с Советом по образованию?

– Так же, как и любой другой член Городского совета. У тебя проблемы в гимназии?

– Не у меня. У Дениса Глеймирова. Вы не помните его?

– Если честно, нет. Меня интересовал только ты. А что случилось?

– Говорят, напился и подрался. Денис, конечно, с закидонами, но он нормальный парень.

– И ни разу до этого не пускал в ход кулаки, – с иронией заметил дед.

– Да нет, конечно. Но он если дерется, то по делу. А напиться сейчас… на него непохоже. Теперь пугают, что снимут «квоту». Вы не могли бы узнать, будет комиссия или нет?

– Это так важно? – Деду как победителю достались белые фигуры, и он сделал первый ход.

Ник машинально ответил пешкой.

– Очень. Вы же понимаете разницу между аттестатом Невейской гимназии и школы номер шестнадцать.

– А твой Глеймиров планирует поступить в университет? – Дед усмехнулся.

– Если сейчас снимут «квоту», Денис отправится в ПТУ. Получит по окончании распределение на гнилой заводик, мизерную зарплату и койку в общежитии. Думаете, приютских берут на нормальную работу?

– Это, конечно, не лучший вариант, но и не конец жизни. Захочет, выкарабкается.

Ник прикусил губу. В тишине шахматные фигуры переходили с клетки на клетку.

– Денис пойдет в то же ПТУ, что и остальные.

Дед удивленно приподнял брови:

– И в чем проблема?

– Вы не понимаете.

Ник встал и отошел к окну. Скомкал в кулаке штору. Ну вот как рассказать про те дни? Противно, стыдно.

Глядя на темный сад с редкими проблесками фонарей, он заговорил:

– Мы, когда пришли в приют… Мальчики, у которых раньше все было: дом, семья, мамы и папы. А там своя стая, свои законы. И тут на тебе: «Королевская квота». Всем в школу, где учителя их в глаза придурками и козлами зовут, а нам мундирчики и «господа гимназисты». Остальные гроши считают, а у нас денежное довольствие. Как думаете, сильно нас там любили? А мы же никто сдачи толком дать не могли, чего уж, если несколько месяцев по госпиталям валялись. Если бы не Денис… Его убить могли. Не специально, с ножами-кастетами ходить опасались. Все-таки хороший детдом, никому не хотелось загреметь в режимный. Но Дениса разок бы хорошенько избили – и готово. Не труп, так калека. Это сейчас по нему не скажешь, а тогда в чем душа держалась. Взял бы Жучара верх – нас бы за людей не считали. Нас бы…

Ник, морщась, сглотнул кислую слюну. А уж ему самому точно была бы одна дорога: в психушку. Не выдержал бы, сорвался.

– В ПТУ всех загонят в одну общагу. Жучару с его кодлой и Дениса. Нельзя ему туда, никак нельзя, понимаете? – Ник обернулся.

Дед стоял рядом.

– Микаэль, я посмотрю, что можно сделать. Обещаю. Слышишь? – тронул за плечо.

– Спасибо. – Ник шмыгнул носом. – Извините, нервы.

– Знаешь, а ведь у меня для тебя подарок! – бодро сказал дед. – Совсем забыл. На бюро коробка, глянь.

На потрепанной картонной крышке смешались аляповатые цветы и птицы с пышными хвостами. Ник посмотрел удивленно: конфеты?

– Открой.

Под крышкой прятались игрушечные солдатики.

– Твои с Денеком, забыли в последний приезд. Ну, я и прибрал, сунул в кладовую. А сегодня вдруг стукнуло в голову.

Ник доставал пластмассовые фигурки и выстраивал в шеренги. Рядовые и офицеры, конные и пешие, с винтовками наперевес и полулежа за пулеметами. Одна фигурка оказалась неожиданно тяжелой. Присмотрелся: литая, тщательно раскрашенная, даже ремни портупеи видны и крохотная застежка на кобуре.

– Знаете, я их совсем не помню. А эта кажется знакомой… на ощупь.

Переложил из ладони в ладонь. Сжал в кулаке.

– Кто угадает, тот выбирает, – пробормотал Ник.

– Что? – переспросил дед. Он следил за ним с тревогой.

– Мы играли так. Это жребий. Можно, я возьму его себе?

– Микаэль! Это же твои игрушки.

Ник обвел взглядом пластмассовую армию.

– И Денека.

– Да, – согласился дед. Отошел и тяжело опустился в кресло. – Конечно. И Денека.

Он прерывисто вздохнул, потер грудь с левой стороны.

– Тебя, наверное, обижает, что я мало рассказываю. Тем более ничего не говорю о твоем брате. Но мне нелегко. Прости.

Ник торопливо кивнул.

– Я понимаю.

– Поди сюда.

Дед взял его за локоть и повернул к свету. Несколько мгновений вглядывался в лицо.

– Похож. Да, ты очень похож.

Коснулся щеки. Ладонь у деда была сухая и холодная.

– Иди, Микаэль. Кажется, на сегодня шахматная партия закончена.

Ник обернулся на пороге.

– Вам… Может, аптечку принести?