Тридцать третий румб

Я изо всех сил старался не отставать от других в работе и, в общем, справлялся. Только мало кто знает, чего мне это стоило. Боцман во время авралов подгонял нас линьком и не особо разбирал, по чьей спине бьёт, так что и мне иногда попадало. Можете понять, почему временами мне отчаянно хотелось всё бросить и уйти из этой проклятой плавучей тюрьмы. Я всегда был бедняком, жизнь меня не баловала, и я не ждал от неё поблажек – но всё-таки не привык, чтобы со мной обращались, как с тупой скотиной. А на «Святом Христофоре» ничего другого ждать не приходилось. Оставалось или смириться с этим – или… или не знаю что. Сигать из-за унижений и скотских условий за борт – глупо и трусливо, лучше уж перетерпеть. Боль я вытерплю, только куда девать мысли, чувства? Дома, конечно, случалось всякое, но там я всё-таки спал по ночам, а здесь – до крови кусал костяшки пальцев, чтобы унять проклятые слёзы, но они всё равно текли из глаз, как у сопливой девчонки. Ужасно боялся, что не выдержу, сломаюсь и что мою слабость увидят другие. И обидно было, что пожалеть меня некому, даже дома – мать меня лечила, если я болел, но никогда не жалела. Ни разу не приласкала просто так, ни за что. Мимо Фабиано вот никогда не проходила – всегда потреплет по волосам… А здесь я и вовсе чужой всем – ну, всем, кроме Франческо.

На вахтах я смотрел на океан, который тянулся на многие мили во все стороны, и меня охватывало такое же унылое бессилие, как тогда, когда я стоял, растянутый на решётке люка, а вся команда глядела, как с меня спускают шкуру. Всё так и есть. Это только кажется, что матрос – свободный человек. На самом деле мы тут рабы, и обращаются с нами, как с рабами. Иные рабы даже получше живут – уж еда-то у них наверняка лучше, чем наша тухлятина. В океанском переходе на завтрак и на ужин нам доставались только твёрдые как камень, червивые сухари да вода, а на обед – похлёбка из опостылевшей солонины. На берегу такую солонину немедленно бы выкинули, на неё и глядеть-то тошно было, не то что есть, – а здесь другой не было, да и Абель не очень-то старался нас вкусно накормить, как я уже говорил… Вода тоже давно испортилась, стала мутной и вонючей, но всё равно ценилась на вес золота. Когда её одну стало невозможно пить, стали разбавлять её ромом. Ром в чистом виде нам давали только раз в неделю, по воскресеньям. А у офицеров и пассажиров на столе были и овощи, и соленья. Я вспомнил разговор, который слышал в порту. Один богатый пассажир спрашивал у нашего офицера: «А кладовые хорошо закрываются? В наши запасы не залезут крысы или матросы?» Вот на каком счету мы тут. А самое противное – что держат нас не только борта судна. Пока не истечёт срок договора, нельзя оставить службу. Если сбежишь и поймают, узнаешь, почём фунт лиха. Мы с Франческо обязаны прослужить на «Святом Христофоре» год, а ещё даже полгода не прошло. Я бы хоть сегодня ушёл, глаза бы мои не глядели на этот пинас. Хотя дело вовсе не в нём. Пока я валялся в кубрике, понял, что в море от унижений никуда не денешься. Одним везёт больше, другим меньше, но каждому рано или поздно выпадает что-нибудь этакое.

Однажды вечером после долгого и тяжёлого дня у меня выдалось немного свободного времени. Ребята спустились в кубрик, а мне не хотелось никого видеть. На вахту было ещё нескоро, и я встал у фальшборта. Смеркалось, волны казались свинцовыми. Такая же свинцовая тяжесть лежала у меня на сердце. Я смотрел, как перекатываются ленивые валы, как ловят отражение темнеющего неба… Вспомнились рассказы старого Таддео про морскую деву. Но сейчас мне было не страшно, а почему-то спокойно от мысли, как глубок океан и сколько там, на его дне, сгинуло кораблей и человеческих судеб… Тут я услышал за спиной спокойный голос:

– Не стоит так долго смотреть на море.

Я обернулся и увидел Роберто Марино. Он неторопливо подошёл и встал рядом.

– Ты сам иногда смотришь, я видел.

– Я – совсем другое дело.

Некоторое время мы оба молчали. Я сказал:

– Таддео болтал в «Консолате», что тебя забрала к себе морская дева.

Роберто усмехнулся:

– Да, многие так думают. – И добавил со вздохом: – Если бы так…

– Так, значит, нет никакой морской девы?

Он хмуро покачал головой:

– Есть.

Я не смог скрыть удивления:

– Так они правда существуют?!