Тридцать три удовольствия

— Нет, только Закийя и Хасан, тот, что самый старший, у которого документы на имя Ардалиона Ивановича Тетки. А мы с Игорем русские. Только он на самом деле Николай, а я Павел. Пять лет назад мы с ним попали в плен в Афганистане. Прошли через ужасы иранских лагерей, нас пытали, насильно заставили работать на их террористическую организацию, которая называется «Бастшери». Но я решил, что пусть лучше погибну, но не стану больше работать на них. Я бы раньше принял такое решение, но на мое подсознание действовала целая группа мощных экстрасенсов, находящихся в горах на границе Ирана с Азербайджаном. Мне пришлось долго тренировать свою внутреннюю волю, чтобы наконец избавиться от их влияния. Увы, Игорь никак не может выйти из-под их контроля, и наш сегодняшний с ним разговор, прерванный тобою, окончательно убедил меня в этом. Он по-прежнему зомби. А я уже нет. И потому я решил вступить с ними в борьбу. Их цель по прибытии в Астрахань захватить теплоход, а всех, кто находится на его борту, использовать в качестве заложников. Будет объявлено, что если в течение суток английское правительство не выдаст Ирану писателя Салмана Рушди, автора кощунственных «Сатанинских стихов», то на борту «Николая Таралинского» сработает такое мощное взрывное устройство, что от теплохода останутся лишь мелкие-мелкие щепочки.

— Не ври! — перебила она меня.

— Я так и знал, что ты мне не поверишь, — изображая отчаяние, сказал я. — Неужто мне придется действовать в полном одиночестве? Ну что ж, — я тяжело вздохнул, — тогда считай, что я ничего тебе не говорил.

— Ну извини, но ты говоришь такие ошарашивающие вещи… Да мне просто не хочется в это верить! Ты можешь чем-нибудь доказать, что это правда?

— Доказать? Пожалуйста. Во-первых, ты слышала, как мы иногда переговаривались по-персидски.

— Да ты и во сне вчера бормотал что-то.

— Во-вторых, ты видела пистолет. А в-третьих, я сейчас покажу тебе кое-что. Вот, смотри.

Я вытащил из сумки бутылку страшного александрийского старика и поставил ее на стол рядом со съеденным наполовину арбузом и недопитой бутылкой водки. Аида уставилась на необычный предмет, усиленно пытаясь понять, что это такое.

— Теперь ты видишь? — спросил я.

— Ничего не понимаю. Как это одно в другое вставлено?

— Не важно, как что во что вставлено. Важно то, что это и есть то самое взрывное устройство, о котором я тебе говорил.

— Вот эти бутылки?

— Мощнейший заряд сконцентрирован внутри черного пузырька. Детонатор находится у нашего шефа, Закийи. Стоит ей нажать кнопку детонатора, как этот симпатичный черный пузырек, который столь ловко запрятался в эти безобидные бутылочки, разнесет теплоход на крошечные кусочки.

— Почему же ты не можешь просто выкинуть его в речку?

— Смешная ты! Во-первых, где гарантия, что бутылку не прибьет к берегу куда-нибудь на пристань, в том же Плесе? Почуяв провал операции, Закийя нажимает кнопку и там раздается страшнейший взрыв. Во-вторых, каждое утром она приходит ко мне проверить, на месте ли аппарат…

За дверью раздались торопливые шаги и кто-то сильно постучался. Я схватил со стола бутылку страшного старика, сунул ее в сумку и открыл дверь. Там стояла Птичка, лицо ее пылало негодованием.

— Он избил меня! — воскликнула она дрожащими губами. — Этот идиот осмелился поднять на меня руку!

В следующую секунду она увидела за моей спиной сидящую на кровати Аиду и лицо ее исказилось презрительной гримаской.

— Пошляк! — бросила она мне в лицо и пошла прочь. Я снова запер дверь на ключ и вернулся к Аиде. Некоторое время не мог произнести ни слова. Потом промолвил:

— Видно, наш разговор подействовал на Игоря. Он повел себя неординарно. Это плохо. Необходимо как можно глубже затаиться. Не доезжая до Астрахани, перед самым началом операции, мы начнем свою операцию, ты и я, и, может быть, Игорь.

— Ты же говоришь, он не Игорь, а Николай.

— Об этом я прошу тебя покуда забыть. Ты вообще должна сейчас забыть все, что я тебе рассказал, понятно? Старайся меньше пить, чтобы никому не проболтаться. Учти, если ты проболтаешься, то последствия могут быть самые непредсказуемые. Тут необходимо действовать скрытно и осторожно. Никакой самодеятельности до моих особых указаний. А теперь иди к себе, мне необходимо побыть одному.

Она встала, направилась к двери, но вдруг резко повернулась и кинулась мне на шею, шепча:

— Нет, нет, я не могу уйти, не могу оставить тебя одного.

В эту ночь она отдавалась мне куда более страстно, чем в предыдущую. Даже более страстно, чем в эпизоде на поляне. Ведь она отдавалась террористу, да еще решившему бросить вызов другим террористам. Она прошептала мне, должно быть, все нежные и страстные слова, которые только имелись в ее небогатом лексиконе, а мне хотелось придушить ее, потому что слово «пошляк», брошенное мне в лицо Птичкой, жгло меня, и я хотел, чтобы вместо Аиды Язычковой была Лариса Чайкина.

На рассвете мне все же удалось спровадить ее из своей каюты. Но уже в восемь заявился Ардалион Иванович. Лицо у него было озабоченное.