Тридцать три удовольствия

Да, напрасно Лариса надеялась быстро освоить азы мадьярской речи. Другое дело танцы. В первый же вечер она сверкнула тем, что мигом научилась отплясывать, как мадьярка, и мне пришлось употребить немало усилий, дабы не отстать от нее в этой науке. В Бекешчабе царил праздник, мы приехали туда как раз к разгару танцевальной программы фестиваля. Очень хороши были танцоры из Германии, Польши, Чехии, Словакии, Сербии, Хорватии, Македонии, Болгарии. Очень плоха была танцевальная труппа, которую привез в Бекешчабу некто Фельдман — их наряды отличались невероятным бесвкусием, аляповатостью и размалеванностью, призванными показать на радость Европе низость народной культуры России. Но лучше всех бесспорно были венгры. Я и знать не знал, что в Венгрии такое изобилие и разнообразие народных танцев. Каких тут только не было костюмов, платьев, головных уборов, какая изобретательность в элементах танца! Особенно хорош был танец с бутылками — шесть юношей в костюмах всадников лихо отплясывали, изображая гарцевание на лошадях, а на голове у каждого стояла бутылка из-под вина. И как они ни скакали, как ни подпрыгивали, как ни отстукивали каблуками по полу, головы их оставались в неподвижности и бутылки не сваливались. Девушки в пышных юбках, весело повскрикивая, кружились вокруг удалых парней, а в конце танца вдруг сдернули с их голов бутылки, водрузили их себе на головы и с не меньшей удалью доплясали танец, не уронив ни одной.

— Hogy volt! Hogy volt![84] — кричала Лариса, хлопая в ладоши, и горя желанием немедленно выучиться так же лихо отплясывать, в таких же точно невероятно пышных, многослойных юбках и с такими же удальцами, как эти. Когда показательная программа окончилась, все стали танцевать на этажах большого здания Дворца молодежи, и до поздней ночи мы перебегали от одного пляшущего круга к другому, и всюду Лариса на ходу схватывала движения того или иного танца, быстро вливалась в толпу танцоров и была необыкновенно прекрасна, глаза ее пылали изумрудным сиянием, щеки пламенели, улыбка сверкала на возбужденном счастливом лице.

В час ночи Иштван Мезереш отвез нас на своем «опеле» в загородную гостиницу, размещенную в старинном замке, где нас ожидал просторный, зачем-то двухкомнатный, номер, душистая мягкая постель.

Утром мы отправились в деревенскую корчму, выпили там по кружке пива с дюлайской колбасой, и я даже сыграл в снукер с кудрявым молодцом с черными усами. Видно было, что все свободные дни своей молодости он посвящает тренировкам в этой корчме, потому что обыграл он меня по всем статьям, за что я угостил его пивом. Забивая шары, он так недвусмысленно поглядывал на Птичку что меня разобрала злость: «Чтоб ты провалился в такую же широкую лузу, как на твоем снукере!»

В полдень за нами в наш замок приехал Мезереш и отвез в Бекешчабу, где в этот день состоялся настоящий триумф Ларисы Чайкиной как певицы. Сначала она спела несколько песен Мезерешу, и тот срочно распорядился, чтобы на афишах, где участников фестиваля приглашали посетить небольшую выставку карикатур Федора Мамонина, было добавлено: «Песни в исполнении Ларисы Чайкиной». Через полчаса после открытия выставки скромный успех карикатуриста Мамонина затерялся в цветах и аплодисментах, доставшихся исполнительнице своих песен под гитару. Особенно восторгались сербы, они просили еще и еще, целовали Ларисе руки, а когда она попросила их спеть какую-нибудь бравую сербскую песню, дружно грянули «Четыре слова».

Ужинать Мезереш повез нас по просьбе Ларисы в ресторан с цыганами, куда с нами увязался хороший знакомый Иштвана, Пламен Цветанов — молодой, обаятельный болгарин, который тотчас объявил нам, что из Венгрии мы должны будем поехать с ним в Болгарию, где можем жить сколько угодно, хоть до самой осени. Мне была обещана выставка в габровском Доме смеха, а Ларисе — сольные выступления в различных городах. Летом мы могли жить на любых курортах черноморского побережья Болгарии. Лариса выразила восторг по поводу такого предложения, сказав, что нет ничего лучше Черного моря, а я вновь подумал о злополучной волне, которая продолжала нести нас с Птичкой, как недавно несла ее и Ардалиона Ивановича, покуда не сбросила бедного Тетку в столице империи Карла Великого. Где-то она сбросит меня?