Тридцатилетняя война

Слухи преувеличивали темпы продвижения шведского короля, и имперцы удвоили свои усилия по захвату города[774]. Неудача грозила истощенной католической армии еще большими невзгодами: если бы войскам пришлось идти на восток, то они столкнулись бы с Густавом Адольфом, на юге их мог встретить Арним, на севере находился негостеприимный Мекленбург Валленштейна, где бы они просто-напросто не выжили.

Два дня, начиная с 17 мая 1631 года, католики безуспешно штурмовали город, хотя бюргеры уже начали требовать от Фалькенберга капитуляции, боясь, что продолжение борьбы приведет к беспощадным грабежам. Командующий оставался непреклонен, уверовав, видимо, в неприступность своей обороны. 20 мая, утром, между шестью и семью часами, при сильном пронзительном ветре Паппенгейм, видя нерешительность Тилли и не надеясь получить от него приказ, сам повел солдат на штурм[775]. Защитники города, уступавшие имперцам в численности, сражались стойко, в упорной схватке погиб Фалькенберг, но католикам удалось прорваться через ворота с двух сторон города и Магдебург пал.

Солдаты, опьяненные победой, не подчинялись никаким командам и увещеваниям. Паппенгейм, употребив физическую силу, с трудом вырвал из рук озверевших мародеров раненого администратора Христиана Вильгельма[776]. Многие видели, как Тилли метался в толпе, неуклюже держа на руках младенца, которого он подобрал с тела умершей матери. Заметив настоятеля монастыря, генерал приказал ему увести всех женщин и детей в собор, единственное место, где он мог еще уберечь их от своего разбушевавшегося воинства. Монах, проявляя недюжинную отвагу, спас по меньшей мере шестьсот человек[777].

Известно, что Паппенгейм поджег одни из ворот во время штурма, и ветер разнес едкий дым горящего пороха по всему городу. Однако ближе к полудню огонь вспыхнул почти одновременно сразу в двадцати местах. Тилли и Паппенгейму некогда было узнавать, что стало причиной возгораний, — они пытались заставить пьяных и буйных солдат тушить пожары. Но ветер дул с такой силой, что за несколько минут город превратился в гигантский костер, деревянные дома, охваченные пламенем, разваливались один за другим. В огне гибла и армия. Густым дымом заволокло целые кварталы. Офицеры с ужасом не могли найти своих солдат: они сгорали заживо, заблудившись в поисках добычи или упившись до положения риз в подвальчиках.

Город горел до глубокой ночи, и пожарища тлели еще три дня, черные дымящиеся руины вокруг величественного готического собора. Как это все случилось, никто не знал и тогда, не знает и сегодня. Тилли и Паппенгейм, глядя на развалины и повозки, в продолжение четырнадцати дней увозившие к реке обуглившиеся тела, понимали только одно: Магдебург теперь не сможет накормить и приютить ни друга, ни врага.

Это обстоятельство и навело некоторых историков на мысль о том, что пожары заранее спланировал Дитрих фон Фалькенберг, поручив проведение операции доверенным жителям города и солдатам, его фанатичным сторонникам. Он намеревался в случае сдачи Магдебурга уничтожить и сам город, и армию Тилли, празднующую победу. Такой сценарий вполне возможен. И в то время слухи на эту тему имели хождение. Падший город некоторые называли протестантской Лукрецией, поскольку она убила себя, чтобы не жить с позором[778]. Никаких свидетельств умышленного поджога не существует, руины их не оставили. Во время массовых грабежей легко могут возникнуть пожары, а сильный ветер моментально распространит их по деревянным строениям. Не вызывает сомнений лишь одно: ни Тилли, ни Паппенгейм не были заинтересованы в том, чтобы разрушить город, в котором собирались жить, есть, пить и добывать средства для содержания армии[779].

Основные запасы продовольствия в городе выгорели, но когда солдаты вернулись, чтобы осмотреть руины в поисках чего-нибудь ценного, они то там, то сям обнаруживали подвалы с винными бочками, уцелевшими от огня. И воинство Тилли продолжало гулять еще два дня, манкируя своими обязанностями, напиваясь вусмерть и плюя на офицеров.

22 мая Тилли начал наводить порядок. Беженцев вывели из собора, накормили и разместили в монастыре, где они пролежали три недели, сгрудившись под одеялами; не многие из них имели на себе что-нибудь еще. На винограднике монахов был разбит лагерь для потерявшихся детей; из восьмидесяти найденных детишек выжили только пятнадцать[780]. Голод косил одинаково и горожан и солдат, бродячие собаки дрались за трупы и разрывали захоронения. Дабы предотвратить чуму, Тилли распорядился сбрасывать тела в Эльбу. Ниже города берега были усеяны распухшими трупами, колыхавшимися в тростнике, и над ними кружило горластое воронье[781].