Его отставка лишила французских агентов баварской поддержки. С уходом Валленштейна Максимилиан увидел для себя возможность вернуть военное превосходство над Фердинандом II и больше уже не интересовался иностранными союзниками. В то же время войска Фердинанда II захватили Мантую и заставили ее французского герцога бежать. Побежденные в Италии и лишенные поддержки Максимилиана в Германии, французы оказались в невыгодном положении, и Фердинанд II максимально использовал свое преимущество. Он предложил утвердить герцога Неверского герцогом Мантуанским при условии, что Казале и Пинероло будут переданы Испании и что французские власти обязуются не заключать союзов с воюющими сторонами в империи. Это был прямой удар по франко-голландскому альянсу, преграда на пути задуманного Ришелье договора со шведами. Во Франции король болел, и отчаянные запросы послов о дальнейших указаниях остались без ответа. Отцу Жозефу и Брюлару пришлось решать самим. 13 октября 1630 года они дали условное согласие на все требования Фердинанда II, и Регенсбургский договор был подписан.
Эту новость во Франции восприняли со смятением. Ришелье с лицом, искаженным тревогой и гневом, заявил венецианскому послу, что намерен бросить политику и уйти в монастырь. Потеря Казале и Пинероло, расторжение союзов с голландцами и шведами, утрата поддержки германских князей – к таким итогам привела дипломатия отца Жозефа. Между тем Фердинанд II, преисполненный благодушия победителя к побежденному, попрощался с послами, выразив исключительное почтение к Ришелье и французскому королю.
Фердинанд II выжал из отставки Валленштейна все, что мог. Его другой ход – отмена Эдикта о реституции – мог бы дать ему еще большие выгоды. Эггенберг молил его сделать это. Король Швеции перешел в наступление; каждый день приносил новые слухи о его продвижении – у него 50 тысяч человек, вот он взял Гюстров, вот Веймар, – Регенсбург полнился ложными слухами и страхом. Это было неподходящее время для ссоры с протестантскими курфюрстами. Отмени он Эдикт о реституции, и протестная встреча курфюрстов Саксонии и Бранденбурга закончилась бы, ведь они сами издали манифест с заявлением, что только этот эдикт препятствует установлению мира в империи. Католические курфюрсты были готовы обсудить с ними этот вопрос. Конечно же, Фердинанд II должен уступить ради блага своей династии.
Но Эггенберг натолкнулся на бескомпромиссное упрямство. Фердинанд II прекрасно разыграл одну из своих карт, но не хотел и слышать о том, чтобы выложить вторую. Поступиться Валленштейном и эдиктом – это были для него несопоставимые шаги. Первый был связан исключительно с политикой, другой же был символом веры. Этот подспудный фанатизм, который до той поры позволял ему благополучно преодолевать все препятствия на жизненном пути, здесь сослужил ему дурную службу.
Еще не кончился август, а в Регенсбурге уже говорили, что Фердинанд II никогда не уступит, и все время, пока курфюрсты совещались, имперские войска в Вюртемберге продолжали свое беспощадное освобождение монастырских земель. То есть в Регенсбурге император одержал триумф только над Ришелье, но не над князьями, и в ноябре курфюрсты разошлись, не решив почти ни одной проблемы, ради которых собирались.
Получив согласие голландцев вывести их военные силы из Клеве-Йюлиха, Фердинанд II вынужденно обещал удалить и все другие войска, отказавшись тем самым от идеи секвестра и отложив спорный вопрос голландского нейтралитета в долгий ящик. Имперская армия должна была перейти под командование Максимилиана и Тилли, то есть император вернулся на позиции пятилетней давности, еще до вмешательства Валленштейна. Эдикт о реституции предстояло подробно обсудить на общем собрании князей. Не состоялось ни избрания «римского короля», ни объявления войны в интересах Испании.
Свою дипломатическую победу над Францией Фердинанду II пришлось уравновешивать двумя тяжелыми поражениями. Да и то самое правительство, ради чьих интересов он пожертвовал собственными, не проявило к нему никакого сочувствия. Испанцы в Мадриде возмущались тем, как император уладил дело Клеве-Йюлиха, и им не хватило ума оценить то, что он сделал для них в Мантуе.
В самой империи политика Фердинанда II провалилась. Испанцы со своими требованиями слишком сильно надавили на еще не прочную конструкцию. Вместо того чтобы объединить Германию, съезд в Регенсбурге разделил ее, в результате чего Максимилиан и Католическая лига вновь стали главенствовать в политике Фердинанда II, а два протестантских курфюрста отмежевались от своих собратьев, выразив новый протест меньшинства. В эту растущую трещину король Швеции вонзил клин, который расколол империю, словно прогнившую доску.