Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Ко времени высадки Густаву II Адольфу было 36 лет. Он был высок, но из-за широких плеч казался меньше ростом, светловолос и румян, его заостренная бородка и короткие волосы имели рыжеватый оттенок, из-за чего итальянские наемники прозвали его «золотым королем», и его более привычное прозвище – «северный лев» – приобрело дополнительный смысл. Крепкого телосложения, обладавший чрезвычайной физической силой, он двигался медлительно и несколько неуклюже, однако мог махать лопатой или киркой наравне с любым сапером у себя в армии. В то же время его кожа, где ее не тронул загар, была белой, словно у девушки. Он держался очень прямо, по-королевски в каждом жесте и движении, чем бы ни занимался. С годами он начал слегка наклонять шею вперед, прищуривая близорукие голубые глаза. Король любил поесть, одевался просто, предпочитая носить кожаную военную куртку и солдатскую касторовую[62]шляпу, добавляя лишь алый кушак или плащ. В бальном зале он смотрелся не хуже, чем в военном лагере, но это не мешало ему испытывать на себе все тяготы военных кампаний: он вместе с солдатами страдал от холода и зноя, голода и жажды и по 15 часов кряду сидел в седле. Он не замечал ни крови, ни грязи – его королевские сапоги бывали и в той и в другой по самую щиколотку.

И тем не менее большая ошибка – считать Густава II Адольфа простаком только потому, что он выглядел и вел себя по-солдатски. Послы, шокированные его слишком непритязательными манерами и бестактной прямотой, с которой он выражал свое мнение, преодолевали инстинктивную неприязнь первого впечатления, поняв, что за резкими словами стоит глубина мысли и практический опыт. Если придворные пытались злоупотреблять его добрым отношением, на них обрушивалась такая буря, которую они потом не могли унять; слуги, которые мешкали, задавая лишние вопросы, получали крутую отповедь; а послов с верительными грамотами, где неправильно перечислялись все его титулы, он вовсе не допускал к себе до исправления ошибок.

Густав II Адольф с самого раннего детства воспитывался как будущий король и еще до того, как научился стоять на ногах, играл в кабинете отца, пока тот занимался государственными делами. В 6 лет он сопровождал армию в походе, в десять заседал в совете и имел право высказывать свое мнение, а подростком уже самостоятельно принимал послов. Он знал десяток языков, интересовался науками, хотя, может статься, и поверхностно, и увлекался практической философией; повсюду с собой он носил томик Гроция.

Считая Ришелье и Максимилиана Баварского, одного из самых знаменитых князей среди современников, Густав II Адольф был самым успешным администратором в Европе. За девятнадцать лет деятельного правления – он правил по-королевски и на словах, и на деле с семнадцатилетнего возраста – он упрочил финансовое положение Швеции, централизовал правосудие, наладил помощь неимущим, больницы, почтовые службы, образование, разработал тщательно продуманную и эффективную систему воинского призыва и решил проблему праздного и честолюбивого дворянства, создав риддархус – дворянское собрание, которое правило Швецией, но отвечало перед короной. Его ни в каком смысле нельзя было назвать королем-демократом; его политическая теория основывалась на аристократии, но, пока он держал дворянство в узде своей уверенной рукой, полтора миллиона человек в Швеции и Финляндии имели возможность жить при одном из самых мягких режимов Европы. Вдобавок Густав II Адольф поощрял торговлю и разрабатывал природные ресурсы своей страны, особенно ее минеральные богатства. Швеции хватало собственного сырья для производства вооружений, и они не пропадали даром: с тех пор, как король вступил на престол, едва ли прошел хоть единый год без войны. Учитывая все это, стоит ли удивляться тому, что шведское сословное собрание в 1629 году единогласно проголосовало за выделение субсидий на трехлетнюю войну в Германии.

К военным делам Густав II Адольф подходил с тем же неугомонным и предприимчивым умом, с которым подходил и к мирным. Восхищаясь Морицем Оранским, он развил его тактические приемы, добившись максимальной мобильности и эффективности от своих войск. Он выписал голландских профессионалов, которые обучили его людей применять артиллерию и вести осаду, и лично участвовал в опытах по созданию легких и мобильных артиллерийских орудий. Однако его так называемые «кожаные пушки» показали себя не лучшим образом, и в основном он полагался на скорострельные четырехфунтовки, достаточно легкие для того, чтобы их могли передвигать одна лошадь или три человека.