Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Густав II Адольф уже закрепился или получил возможность закрепиться в других частях Германии. Изгнанные герцоги Мекленбургские были его союзниками; он заявил, что сам готов вернуть Фридриха Чешского в Пфальц, и еще до конца 1630 года заключил союз с ландграфом Гессен-Кассельским. Но важнее всего была дружба с Христианом Вильгельмом, свергнутым протестантским администратором Магдебурга. Магдебург, ключевая крепость на Эльбе и один из богатейших городов Германии, имел стратегическое значение и для Густава II Адольфа, и для Тилли. Кроме того, город упрямо сопротивлялся крестоносным поползновениям императора, так что, если бы Густав II Адольф овладел им, он сразу же подтвердил бы свой статус заступника протестантов.

При помощи шведского оружия и солдат 6 августа 1630 года Христиан Вильгельм снова вступил в город и объявил, что будет оборонять свое епископство от любых посягательств, полагаясь на Господа Бога и шведского короля. В Германии тут же вышли протестантские листки, с ликованием повторявшие это заявление, но в самом Магдебурге радость омрачалась страхом: хотя бюргеры в большинстве и любили свою веру, они опасались последствий непокорности. Когда Христиан Вильгельм вернулся на свой епископский престол, над городом пролетела воронья стая, а по вечерам в зловещих лучах заката в облаках сражались странные воинства, и в пылающих отблесках неба Эльба катила свои кроваво-красные волны. Европа аплодировала великолепному акту неповиновения, но в Магдебурге горожане хмурились, ссорились и мешали своим защитникам.

Густав II Адольф зимовал в Померании и Бранденбургской марке, однако нехватка провианта вынудила его раньше времени начать военные действия. 23 января 1631 года он подошел к Бервальде, направляясь к следующей цели своей кампании – Франкфурту-на-Одере. В Бервальде он встретился с агентами Ришелье и подписал долгожданный союзнический договор.

Договор в Бервальде касался свободы торговли и взаимной защиты Франции и Швеции. После напыщенной преамбулы шли более серьезные положения. Густав II Адольф обязался держать в Германии боеспособную армию в 30 тысяч пехоты и 6 тысяч кавалерии полностью или частично за счет Франции, а Ришелье – каждые 15 мая и 15 ноября вносить в шведскую казну сумму, эквивалентную 20 тысячам имперских талеров. В обмен на эту поддержку Густав II Адольф обещал гарантировать свободу вероисповедания для католиков по всей Германии, не трогать владений друга Франции Максимилиана Баварского и не заключать сепаратного мира по меньшей мере еще пять лет, до истечения срока действия Бервальдского договора.

Густав II Адольф проявил себя таким же превосходным дипломатом, каким был администратором и военачальником. Он вынудил Ришелье увеличить сумму с 15 до 20 тысяч талеров и добился того, чтобы хитрый кардинал открыто скомпрометировал себя опубликованием договора с протестантской державой. Он прекрасно понимал, что, если их соглашение формально останется секретным, люди станут шептаться, что он будто бы постыдился быть французской пешкой. Как участник секретного договора, он бы казался простой марионеткой, а подписав его открыто, стал равноправным союзником.

Может быть, это было несущественное различие? В своей борьбе с Габсбургами Ришелье был намерен эффективно использовать кипучую энергию таких воодушевленных заступников протестантизма, как шведский король. Народ Северной Германии уже стекался под знамена Густава II Адольфа, пасторы молились за него, юноши спешили вступить в его ряды. Дело протестантов воспряло. Но Ришелье и его секретари в душных приемных Лувра думали, что лучше понимают, что к чему. Расчетливые политики испокон века эксплуатировали мужество и религиозный пыл, и французам казалось, что в Бервальде им удалось заманить и обвести шведского короля.

Они ошибались. Вера короля была искренней, как и его желание помочь угнетенным протестантам, но он не был ни простаком-воякой, ни фанатиком. «Он отважный государь, – размышлял Томас Роу, – но и разумный, чтобы беречь себя, и извлекает для себя немало пользы из мнения и репутации, будто он в силах восстановить публичное достояние». По мнению английского дипломата, шведский король стоит на берегу Рубикона, но «не будет его переходить, пока его друзья не построят мост». Вряд ли Ришелье согласился бы, что своей политикой строит мост для шведского короля; скорее, шведский король должен был построить мост для него. Но кардинал и его агенты перехитрили сами себя, и Густав II Адольф подписал Бервальдский договор, полностью осознавая все последствия. С помощью французских денег он вскоре станет независимым от французской политики: выезжать за чужой счет – в такую игру могут играть оба.

3