Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Присоединиться к Бервальдскому договору мог любой германский правитель, который хотел внести свою лепту в искоренение императорского деспотизма. Он был как прямой призыв к протестантам встать с оружием в руках против Фердинанда II. Такая же возможность объединиться в борьбе против императора была у них и одиннадцатью годами раньше, во время чешского восстания. Они ее упустили. Теперь, в 1630 году, она представилась им еще раз. Как и в 1619 году, Иоганн-Георг Саксонский выступал за нерушимость конституции против тех, кто стремился сбросить ее со счетов. Тот, кто прежде балансировал между Фердинандом II и Фридрихом, теперь балансировал между Фердинандом II и Густавом II Адольфом. В 1619 году ему пришлось выбирать между протестантством и католичеством, и одно открыто, а другое тайно подрывало конституцию Германии. Но сейчас, в 1630 году, конституции, которую надо было защищать, уже практически не существовало, да и выбор между католиками и протестантами утратил всякий смысл. Агрессия Габсбургов подтолкнула папство к тому, чтобы начать симпатизировать протестантам, а католическую Францию – к союзу с ними, и в Европе уже не осталось даже приблизительных границ, по которым проходил религиозный раскол. Политический аспект конфликта полностью подмял под себя духовный.

Государственный деятель, как и религиозный фанатик, всегда упрощает сложную ситуацию, чтобы яснее видеть свой путь. Таким образом, и для Густава II Адольфа, и для Фердинанда II, и для великих людей, и для маленьких проблемы остались почти теми же, какими были в 1619 году. По их мнению, главным вопросом конфликта по-прежнему был религиозный. А для Иоганна-Георга все изменилось. Он видел с одной стороны Фердинанда II с его посягательствами на конституцию, а с другой – Густава II Адольфа с угрожающей иноземной силой, а между ними – растоптанные и забытые интересы Германии как империи и нации.

Иоганну-Георгу было легче сделать выбор между Фердинандом и Густавом II Адольфом, чем между Фридрихом и Фердинандом II, – ведь Фридрих, по крайней мере, был немцем. Густав II Адольф же был чужеземцем, оккупантом, посягателем на землю и политическую независимость Священной Римской империи. Иоганну-Георгу нетрудно было принять четкое и быстрое решение не в пользу шведского монарха. Но одно дело – принять решение, и совершенно другое – начать действовать.

Чтобы понять, что произошло в Германии в последующие два года, нужно четко осознать один факт. Истинным врагом Густава II Адольфа был не Фердинанд II, а Иоганн-Георг Саксонский, какие бы политические декларации он ни произносил; Фердинанд II был самым простым, прямодушным и тактичным из противников, он выступал честно, без всякого притворства, открыто выложив свою религиозную и династическую политику перед лицом натиска шведского короля. Он ничего не скрывал. Однако он отстаивал дело, которое, после того как от него отвернулся папа, потеряло всякую актуальность. Фердинанд был всего лишь мишенью для нападения Густава II Адольфа. А сам Густав II Адольф, несмотря на искреннюю веру, боролся за расширение Швеции и обладание балтийским побережьем. Его врагами были не католики, а все, кто стоял за сплоченность Германии. А их вождем был Иоганн-Георг.

Ситуацию составляли три элемента. Во-первых, конфликт между католиками и протестантами – нерешенное противоборство между Фердинандом II и Густавом II Адольфом, которое при всей своей оторванности от реальной жизни по-прежнему казалось обычному европейцу единственной и главной причиной. Во-вторых, политическое соперничество между Габсбургами и Бурбонами, доминировавшее в официальной политике Парижа, Мадрида и Вены. И в-третьих, подо всем этим лежало прямое противостояние между немецким населением и шведскими захватчиками.

Таковы факты, а не мотивы. Нет никаких сомнений в искренности Густава II Адольфа. Он, как и большинство великих лидеров, обладал огромной способностью к самообману. Поборник протестантизма в собственных глазах, удобное орудие борьбы с Австрийским домом в представлении Ришелье, на самом деле он был главным проводником шведской экспансии на территории Германии. От этого выигрывала Швеция, выигрывал протестантизм, а немецкий народ оставался в проигрыше. И только Иоганн-Георг разглядел истинную опасность сквозь дым эмоций и дипломатические миражи, затуманившие глаза Европы, и руководствовался в политике своими убеждениями.