Испанский посол, граф Гусман де Пеньяранда, не блистал умом. Красивый мужчина с изящными манерами, он был неимоверно горд и имел репутацию одновременно и импульсивного, и лживого человека. В нем ярко проявилась типичная для испанцев склонность цепляться за мелочи и упускать главное. Если испанская дипломатия и добилась в Мюнстере хоть каких-то успехов, то лишь благодаря необычайно одаренному заместителю Пеньяранды Антуану Брену, литератору и гуманисту, но плоть от плоти чиновничьего класса, в котором наилучшим образом проявились все традиции бюрократии, прагматическое чутье и дар к компромиссу.
Главными послами Соединенных провинций были Адриан Пау от Голландии и Ян ван Кнейт от Зеландии, и в их отношениях был тот же элемент напряженности, хотя внешне он никогда не проявлялся. Пау представлял мирную или происпанскую партию, которая подозрительно относилась к Франции; Кнейт – партию Оранского дома с его тяготением к Франции. Оба были способными людьми, особенно Пау. Говорили, что он один сумел перехитрить Ришелье. Ни один из голландцев не внушал доверия, но они ни разу не выдали себя, и, хотя французы и шведы относились к их действиям крайне подозрительно, им никогда не удавалось подтвердить своих опасений, пока уже не было слишком поздно.
Двумя посредниками, или председателями в современном понимании, были папский нунций Фабио Киджи и венецианский посол Альвизе Контарини. Они пользовались достаточным влиянием для того, чтобы едва ли не все обвиняли их в предвзятости, но недостаточным для того, чтобы оказать заметное действие на ход переговоров. Киджи в целом был уравновешенным человеком и всеми силами старался сглаживать противоречия; Контарини, с другой стороны, был упрям и часто выходил из себя, если ему возражали.
Что же до остальных, то среди 135 собравшихся в Мюнстере и Оснабрюке депутатов было несколько человек, прославившихся в других сферах жизни, теологов, писателей, философов. Но, возвращаясь к переговорам, нельзя не признать, что, за исключением Пау, Брена и Сальвиуса, мало кто продемонстрировал что-либо, кроме благожелательной или самовлюбленной чепухи. Даже успехи французской дипломатии под конец конгресса в значительной мере обязаны наивности Пеньяранды и военным победам Тюренна.
Еще одним человеком, который проявил если и не выдающиеся таланты, то по крайней мере несгибаемое упорство и большой такт, был имперский посол Траутмансдорф. Правда, он приехал в Мюнстер не раньше конца ноября 1645 года. До тех же пор интересы императора отстаивал Исаак Фольмар, изощренный юрист и государственный чиновник, которого французы тем не менее упрямо считали недостойным такого назначения по причине его статуса. Император, предвидя это возражение, присовокупил к посольству обходительного графа Иоганна Нассауского в качестве исключительно декоративного дополнения. Однако французы заявили, что не поверят в серьезные намерения императора до тех пор, пока не пришлет человека, чье звание и квалификация будут соответствовать стоящей перед ним задаче. Поэтому до приезда Траутмансдорфа, в течение одиннадцати месяцев после официального открытия конгресса, участники могли обсуждать только самые предварительные условия переговоров и ничего более.
3
Конгресс заседал уже почти год, как вдруг делегаты обнаружили, что не имеют ясного определения subjecta belligerantia[102]
. Ввиду этого состоялись дебаты с целью четко обозначить все то, за что стороны воевали и воюют, и какими предметами должна заниматься мирная конференция. Неудивительно, что участникам понадобилось внести ясность в эти вопросы. После максимального упрощения остались четыре основные темы для обсуждения: недовольства сословий империи, условия амнистии для повстанцев, удовлетворение претензий иностранных союзников и компенсация убытков. Первая группа вопросов охватывала почти все внутренние причины войны; она включала в себя дело Донауверта, не решенное еще с 1608 года; порядок наследования Клеве-Йюлиха, улаженный лишь временно; острую проблему судебных прав рейхсхофрата; конституционные права императора; положение кальвинистов; но прежде всего распределение земель между католическими и протестантскими правителями.Вторая группа проблем касалась амнистии; она затрагивала вопросы восстановления курфюрста Пфальцского и его дяди графа Пфальц-Зиммернского, маркграфа Баден-Дурлах-ского в правах на земли, отчужденные во время войны в пользу Баден-Бадена, ландграфини Гессен-Кассельской от имени ее сына, на земли, дарованные Гессен-Дармштадту, а также возвращения изгнанных протестантов в их дома.